«введение в когнитивную лингвистику» в.а. маслова. Теоретические основы когнитивной лингвистики Объект когнитивной лингвистики

Важнейшее достижение современной лингвистики состоит в том, что язык уже не рассматривается «в самом себе и для себя»; он предстает в новой парадигме с позиции его участия в познавательной деятельности человека. Язык – это вербальная сокровищница нации, средство передачи мысли, которую он «упаковывает» в некую языковую структуру. Знания, используемые при этом, не являются лишь знаниями о языке. Это также знания о мире, о социальном контексте, знания о принципах речевого общения, об адресате, фоновые знания и т. д. Ни один из названных типов знания нельзя считать приоритетным, только изучение их всех в совокупности и взаимодействии приблизит нас к пониманию сути языковой коммуникации. Цель данного пособия – ознакомить будущих филологов с основными теоретическими и методологическими установками современной лингвистики; систематизировать основные понятия данной науки; показать, какие задачи может решать когнитивная лингвистика.

Важнейшее достижение современной лингвистики состоит в том, что язык уже не рассматривается «в самом себе и для себя»; он предстает в новой парадигме с позиции его участия в познавательной деятельности человека.

Язык – это вербальная сокровищница нации, средство передачи мысли, которую он «упаковывает» в некую языковую структуру. Знания, используемые при этом, не являются лишь знаниями о языке. Это также знания о мире, о социальном контексте, знания о принципах речевого общения, об адресате, фоновые знания и т. д. Ни один из названных типов знания нельзя считать приоритетным, только изучение их всех в совокупности и взаимодействии приблизит нас к пониманию сути языковой коммуникации.

Вышедшие в последние годы монографии, коллективные труды и отдельные статьи Н.Д. Арутюновой, А.П. Бабушкина, Н.Н. Болдырева, Г.И. Берестнева, Г.А. Волохина, Е.С. Кубряковой, З.Д. Поповой, Ю.С. Степанова, И.А. Стернина, В.Н. Телия и других исследователей содержат важные теоретические положения по вопросу о том, как хранятся наши знания о мире, как они структурированы в языке в процессе коммуникации. Этим кругом проблем занимается когнитивная лингвистика, лингвистика будущего.

Цель данного пособия – ознакомить будущих филологов с основными теоретическими и методологическими установками современной лингвистики; систематизировать основные понятия данной науки; показать, какие задачи может решать когнитивная лингвистика.

Важнейшим объектом исследования в когнитивной лингвистике является концепт. Концепты – это ментальные сущности, которые имеют имя в языке и отражают культурно-национальное представление человека о мире. Концепты – концентрат культуры и опыта народа, по словам Ю.М. Лотмана, «как бы сгустки культурной среды в сознании человека». Но, с другой стороны, концепт – это то, посредством чего человек сам входит в культуру, а в некоторых случаях и влияет на нее (Ю.С. Степанов).

Ключевыми концептами культуры называют главные единицы картины мира, константы культуры, обладающие значимостью как для отдельной языковой личности, так и для лингвокультурного сообщества в целом.
В данном пособии использованы такие, уже известные модели концептов, разработанные Ю.С. Степановым, Е.С. Кубряковой, В.Н. Телия, В.Б. Касевичем, как пространство, время и число, правда и истина, дружба и любовь; но есть и такие, которые впервые представлены автором пособия: туманное утро, зимняя ночь, будущее и др. Эти концепты, хотя и описаны с разной степенью полноты, что объясняется этапом становления самой когнитивной лингвистики, отвечают единой схеме, методике описания, представленной в разделе 1.7.

Глава 1 Когнитивная лингвистика и ее место в современной научной парадигме

1.1 Когнитивная лингвистика в системе наук

Человеческим интеллектом, закономерностями мышления издавна занимались логика, философия, физиология, психология. Так, в философии существует целый раздел – гносеология, – занимающийся теорией познания. Поэтому можно утверждать, что у когнитивизма огромная традиция, корни которой уходят в античность. Но в рамках когнитивистики старые вопросы зазвучали по-новому. Оказалось, например, что разная природа реалий (вещей, явлений, событий) обусловливает их различное отображение в сознании: одни представлены в виде наглядных образов, другие – в виде наивных понятий, третьи – в виде символов.

Когнитивизм – это направление в науке, объектом изучения которого является человеческий разум, мышление и те ментальные процессы и состояния, которые с ними связаны. Это наука о знании и познании, о восприятии мира в процессе человеческой деятельности.

Сейчас говорят о когнитивной революции. Н. Хомский, известный американский лингвист, писал: «Когнитивная революция относится к состояниям разума / мозга и тому, как они обусловливают поведение человека, особенно к когнитивным состояниям: состояниям знания, понимания, интерпретаций, верований и т. п.» .

Процессы, связанные со знанием и информацией, называются когнитивными, или когнициями. Их синонимами также являются слова «интеллектуальный», «ментальный», «рассудочный». С позиций когнитивизма человек изучается как система переработки информации, а поведение человека описывается и объясняется в терминах его внутренних состояний. Эти состояния физически проявлены, наблюдаемы и интерпретируются как получение, переработка, хранение, а затем и мобилизация информации для рационального решения задач.

К числу важнейших принципов когнитивизма относится трактовка человека как субъекта действующего, активно воспринимающего и продуцирующего информацию, руководствующегося в своей мыслительной деятельности определенными схемами, программами, планами, стратегиями. А сама когнитивная наука стала рассматриваться как наука об общих принципах, управляющих ментальными процессами в человеческом мозгу.

Современные исследования указывают, что когнитивизм объединяет несколько научных направлений: когнитивную психологию, культурную антропологию, моделирование искусственного интеллекта, философию, нейронауки, лингвистику и др. В этой связи важно отметить интердисциплинарный характер когнитивистики.

«Днем рождения» когнитивистики Дж. Миллер называет симпозиум по теории информации, проходивший в середине 1950-х годов. Другой американский профессор, Дж. Бруннер, в это же время впервые начинает читать лекции о природе когнитивных процессов. Вместе с Дж. Миллером они организовывают в Гарвардском университете в 1960 г. первый центр когнитивных исследований.

Что нового приносит когнитивизм? «Когнитивизм делает заявку на метод серийного, если угодно, «промышленного» решения задач о человеческой мысли» [Демьянков, 1994: 17–33]. Термином «когнитивизм» сегодня называют:

• программу исследований человеческого «мыслительного механизма»;
• изучение переботки информации, приходящей к человеку по разным каналам;
• построение ментальных моделей мира;
• устройство систем, обеспечивающих разного рода когнитивные акты;
• понимание и формирование человеком и компьютерной программой мыслей, изложенных на естественном языке;
• создание модели компьютерной программы, способной понимать и продуцировать текст;
• широкий спектр психических процессов, обслуживающих мыслительные акты.

В когнитивистике главное внимание уделяется человеческой когниции, исследуются не просто наблюдаемые действия, а их ментальные репрезентации (внутренние представления, модели), символы, стратегии человека, которые и порождают действия на основе знаний; т. е. когнитивный мир человека изучается по его поведению и деятельности, протекающих при активном участии языка, который образует речемыслительную основу любой человеческой деятельности – формирует ее мотивы, установки, прогнозирует результат.

Таким образом, центральным в когнитивной лингвистике является категория знания, проблема видов знания и способов их языкового представления, так как именно язык является основным средством фиксации, хранения, переработки и передачи знания.

Именно в середине ХХ века появилась перспектива объяснить некоторые мыслительные процессы через наблюдения над усвоением языка детьми: складывалось впечатление, что дети каким-то единообразным способом приходят к овладению своим родным языком и что этот универсальный «алгоритм» овладения языком состоит во введении новых правил во внутреннюю грамматику ребёнка. Обобщая наблюдения, исследователи пришли к выводу о том, что эти правила очень похожи на всё, что управляет и неречевыми видами деятельности и выглядит иногда как непроизвольное, неконтролируемое поведение, отражаясь на структуре восприятия, памяти и даже на эмоциях. Основанная на подобных соображениях когнитивистская методика близка по духу деятельности лингвиста, интерпретирующего текст и анализирующего причины правильности и осмысленности предложений.

В результате когнитивной деятельности создается система смыслов, относящихся к тому, что индивид знает и думает о мире. Исследование оперирования символами при осмыслении человеком и мира, и себя в мире объединило лингвистику с другими дисциплинами, изучающими человека и общество, привело к созданию когнитивной лингвистики. Язык с позиций этой науки нельзя рассматривать в отрыве от других форм интеллектуальной деятельности человека, так как именно в языке закрепились результаты познавательной деятельности. Вообще же деятельность – одна из ипостасей человека и его онтологическое свойство. Еще В. Гумбольдт рассматривал язык как непрерывную творческую деятельность (energeia) и понимал ее как основу всех остальных видов человеческой деятельности.

Итак, категоризация человеческого опыта связана с его когнитивной деятельностью, поскольку содержательная информация, полученная в ходе познавательной деятельности человека и ставшая продуктом его обработки, находит свое выражение в языковых формах: «Языковое сознание вообще и значение слова как его фрагмент есть форма структурации и фиксации общественного опыта людей, знаний о мире… форма презентации и актуального удержания знания в индивидуальном сознании» (А.Н. Леонтьев). Когнитивные процессы «связаны с языком и принимают форму «оязыковленных» процессов» (Е.С. Кубрякова).

Когниция – важное понятие когнитивной лингвистики, оно охватывает знание и мышление в их языковом воплощении, а потому когниция, когнитивизм оказались тесно связанны с лингвистикой. Сейчас уже стало аксиомой, что во всём комплексе наук о человеке сталкиваются, в первую очередь, отношения между языком и другими видами человеческой деятельности. Язык даже в большей степени, чем культура и общество, даёт когнитивистам ключ к пониманию человеческого поведения. Поэтому язык оказался в центре внимания когнитивистов [Демьянков, 1994: 17–33].

Когнитивная лингвистика возникает на базе когнитивизма в рамках современной антропоцентрической парадигмы, существенно расширяющей горизонты лингвистических исследований. Во второй половине ХХ в. обозначилась необходимость посмотреть на язык с точки зрения его участия в познавательной деятельности человека. Полученная в ходе предметно-познавательной деятельности информация поступает к человеку через разные каналы, но предметом рассмотрения в когнитивной лингвистике является лишь та ее часть, которая обретает отражение и фиксацию в языковых формах.

Формирование определенных представлений о мире является результатом взаимодействия трех уровней психического отражения: чувственного восприятия, формирования представлений (элементарные обобщения и абстракции), речемыслительных процессов. Вся эта суммарная информация составляет суть системы концептов. Р. Шепард утверждает, чтокогнитивистика – это наука о системах представления знаний и получения информации. Или, по другим определениям, –наука об общих принципах, управляющих ментальными процессами.

Знание, извлекаемое в результате непосредственного опыта, преломляется сознанием в соответствии с уже имеющимся эмпирическим опытом. Более того, реальные онтологические фрагменты мира приобретают как бы тропеические черты в наивной картине мира, находящей отражение в языке. Например, метафоризация – основная ментальная операция, способ познания и объяснения мира – связана с процессом отражения и обозначения нового знания через старое (рукав реки). Человек не столько выражает свои мысли при помощи метафор, сколько мыслит метафорами, а потому они предполагают самоинтерпретируемость: смысловое поле, сетка значений, гибридная семантика, семантическое пространство, подключение разных теорий, центр семантического поля и т. д.

Решение мыслительных задач непосредственно связано с использованием языка, ибо язык оказался наиболее мощной в семиотическом плане из всех систем коммуникации. Это когнитивный механизм, обеспечивающий практически бесконечное производство и понимание смыслов в речевой деятельности. Язык не только опосредует передачу и прием информации, знаний, сообщений, но и обрабатывает получаемую индивидом извне информацию, т. е. строит специфические языковые фреймы. Тем самым язык создает возможности для упорядочения и систематизации в памяти множества знаний, для построения характерной для каждого данного этнокультурного коллектива языковой картины мира.

В своей базовой модели американский лингвист У. Чейф вводил язык лишь на заключительном этапе, а роль его сводилась лишь к кодированию уже готовых концептов. В.А. Звегинцев писал, что существенной чертой знаний является их дискретный характер и что уже это обстоятельство заставляет сразу обратиться к языку, который выполняет здесь три функции: «Он служит средством дискретизации знаний, их объективации и, наконец, интерпретации. Эти функции тесно взаимосвязаны» [Звегинцев, 1996: 195]. В своей совокупности они составляют те признаки, по которым устанавливается участие языка в мыслительных процессах. Вместе с тем названные функции – это формы, которым следует разум при усвоении знаний. Следовательно, без языка невозможны никакие виды интеллектуальной и духовной деятельности человека.

Некоторые исследователи характеризуют когнитивную лингвистику как новую научную парадигму.

Цель когнитивной лингвистики – понять, как осуществляются процессы восприятия, категоризации, классификации и осмысления мира, как происходит накопление знаний, какие системы обеспечивают различные виды деятельности с информацией.

Именно язык обеспечивает наиболее естественный доступ к сознанию и мыслительным процессам, причем вовсе не потому, что многие результаты мыслительной деятельности оказываются вербализованными, а потому что «мы знаем о структурах сознания только благодаря языку, который позволяет сообщить об этих структурах и описать их на любом естественном языке» [Кубрякова, 1997: 21].

Когнитивная лингвистика сформировалась в полемике со структурным языкознанием, но она не противоречит структурному подходу, более того, она его предполагает и в некоторой степени использует. Структурные подходы к языку, базирующиеся на имманентном представлении языка, в разных странах различались между собой в основном своей привязанностью к определенным национальным научным традициям и большей или меньшей степенью редукционизма.

Перелом в сознании многих лингвистов нашего времени наступил лишь с появлением ряда новых дисциплин, показавших неадекватность имманентного подхода к языковой системе, игнорирующего деятельностную природу языка и его включенность в процессы жизнедеятельности человека и общества. Среди этих дисциплин, возникших на стыке с лингвистикой, оказалисьпсихолингвистика, этнолингвистика, социолингвистика, когнитивная лингвистика и лингвокультурология.

Это оказало влияние и на саму лингвистику: в ней произошла смена ценностных ориентаций, наметилось стремление к изучению мыслительных процессов и социально значимых действий человека, лингвистика гуманизировалась. В центре лингвистических исследований на рубеже веков оказались процессы получения, обработки, хранения информации. Было доказано, что, получая новую информацию, человек соотносит ее с уже имеющейся в его сознании, порождая при этом новые смыслы.

Инструментом оперирования в когнитивной лингвистике становятся оперативные единицы памяти – фреймы (стереотипные ситуации, сценарии), концепты (совокупность всех смыслов, схваченных словом), гештальты (целостные допонятийные образы фрагментов мира) и т. д. Следовательно, когнитивная лингвистика нацелена на моделирование картины мира, на моделирование устройства языкового сознания.

С когнитивной лингвистикой связаны новые акценты в понимании языка, открывающие широкие перспективы его изучения во всех разнообразных и многообразных связях с человеком, его интеллектом, со всеми познавательными процессами. Когнитивная лингвистика выходит за рамки собственно лингвистики, соприкасаясь с логикой, психологией, социологией, философией, что делает чрезвычайно привлекательной работу в этой области.

Когнитивная лингвистика и традиционное структурно-семантическое языкознание являются не альтернативными течениями научной мысли, но разными сторонами познания лингвистической реальности.

Выяснить, что отличает когнитивную лингвистику от традиционной науки можно, определив следующее:

• во-первых, как понимается здесь язык, какое теоретическое истолкование он получает;
• во-вторых, какое место в системе человеческого знания занимает когнитивная лингвистика и какие науки породили ее;
• в-третьих, какова специфика поставленных в ней проблем и каковы способы их решения.

Когнитивная лингвистика – это «лингвистическое направление, в центре внимания которого находится язык как общий когнитивный механизм, как когнитивный инструмент – система знаков, играющих роль в репрезентации (кодировании) и трансормировании информации» [Кубрякова, 1996: 53]. Следовательно, центральной проблемой когнитивной лингвистики является построение модели языковой коммуникации как основы обмена знаниями.

Еще В. Гумбольдт считал, что язык – главнейшая деятельность человеческого духа, пронизывающая собой все сферы человеческого бытия и познания. Наконец, именно в когнитивной лингвистике внимание исследователей переключается на выявление роли языка как условия и орудия познания. Всякий язык, обозначая нечто в мире, созидает, ибо формирует для говорящего на нем картину мира. Именно язык позволяет получить полное и адекватное представление о человеческом сознании и разуме.

Построенные посредством языка концептуальные структуры скорее относятся к возможному, чем к актуальному опыту индивида [Павиленис, 1983: 114]. Одним и тем же словесным выражением могут называться разные концепты одной концептуальной системы, что отражает неоднозначность языковых выражений. Мы говорим, что человек и лошадь бегут, бегут часы, бегут мысли, бежит жизнь, бежит ручей. Но языковые выражения в любом случае соотносятся с определенным концептом (или их структурой). Поэтому понимание языкового выражения рассматривается Р. Павиленисом как его интерпретация в определенной концептуальной системе, а не в терминах определенного множества семантических объектов.
Важнейшим объектом когнитивной науки является язык, но теперь к нему ученые подходят с иных позиций. Без обращения к языку нельзя надеяться понять суть таких когнитивных способностей человека, как восприятие, усвоение и обработка языковой информации, планирование, решение проблем, рассуждение, научение, а также приобретение, представление и использование знаний. Когнитивная лингвистика, по мнению Е.С. Кубряковой, исследует не только язык, но и когницию (познание, мышление, знание): на базисном уровне категоризации «…в качестве категорий выступают не фундаментальные и самые «высокие» в иерархии объединения, но объединения, в которых сконцентрированы максимально релевантные для обыденного сознания свойства» [Кубрякова, Словарь: 14].

Всю познавательную деятельность человека (когницию) можно рассматривать как развивающую умение ориентироваться в мире, а эта деятельность сопряжена с необходимостью отождествлять и различать объекты: концепты возникают для обеспечения операций этого рода. Для выделения концепта необходимы и выделимость некоторых признаков, и предметные действия с объектами, и их конечные цели, и оценка таких действий. Но, зная роль всех этих факторов, когнитологи тем не менее еще не могут ответить на вопрос о том, как возникают концепты, кроме как указав на процесс образования смыслов в самом общем виде. Отсюда неуловимость и диффузность концепта, что прекрасно выражено в пародийном стихотворении современного поэта А. Левина «За далью даль» (Левин А. Биомеханика. М., 1995):

1. И что смешно:
Концепт это сила.
2. И что интересно:
Концепт это интересно.
3. И что странно:
концепт это
как-то странно этак.
4. И что концепт?
Это сила, это интересно, это как-то этак.
Ну, и это Рубинштейн.
5. Спросим себя:
Ну?
6. Спросим себя:
И что?
7. Спросим себя:
И какой из этого следует вывод?
8. Ответим себе:
Концепт.

Концепты сводят разнообразие наблюдаемых и воображаемых явлений к чему-то единому, подводя их под одну рубрику [Жолковский, Мельчук, 1967: 117–120]; они позволяют хранить знания о мире и оказываются строительными элементами концептуальной системы, способствуя обработке субъективного опыта путем подведения информации под определенные, выработанные обществом категории и классы. Два и более разных объектов получают возможность их рассмотрения как экземпляров и представителей одного класса/ категории .

Концепты неоднородны: по В.И. Убийко, есть суперконцепты (время, пространство, число), макроконцепты (стихии), базовые концепты (родина, дом) и микроконцепты (пляска). Они отличаются мерой социального престижа и важности в культуре (Ю.С. Степанов).

Следовательно, сегодняшний подход к изучению языка настолько сложен, что может квалифицироваться в качестве междисциплинарной когнитивной науки, объединяющей усилия лингвистов, философов, психологов, нейрофизиологов, культурологов, специалистов в области искусственного интеллекта и др. Не случайно В.З. Демьянков назвал когнитивную лингвистику «федерацией дисциплин» со множеством школ и направлений. Так, в американской когнитивной лингвистике на первый план выходит компьютерная разновидность когнитивизма, исследующая предположения о работе человеческого разума с компьютером, т. е. проблемы, сходные с моделированием искусственного интеллекта. Немецкая связана с анализом языковой обработки информации в актах порождения и восприятия речи. Когнитивная лингвистика в России основное внимание уделяет пониманию того, как складывается наивная картина мира в процессах познавательной деятельности человека.

1.2 Становление когнитивной лингвистики: источники и этапы формирования науки

Когнитивная лингвистика возникла в результате взаимодействия нескольких источников.

1. Когнитивная наука (англ. cognitive science), называемая также когнитологией, или когитологией. Предметом ее изучения является устройство и функционирование человеческих знаний, а сформировалась она в результате развития инженерной дисциплины, известной как искусственный интеллект.

Аналогии человеческого мозга и компьютера видятся в способности человека и машины вести обработку информации пошаговым способом.

Когнитивная наука заимствует из теории информации понятия информации и структур знания, обработки информации и ее сохранения в памяти, извлечения из нее нужных данных, репрезентации информации в сознании человека и языковых формах. Она пытается ответить на вопрос о том, как в принципе организовано сознание человека, как человек познает мир, какие сведения о мире становятся знанием, как создаются ментальные пространства.

Когнитивная наука основана на следующей фундаментальной идее: «мышление представляет собой манипулирование внутренними (ментальными) репрезентациями типа фреймов, планов, сценариев, моделей и других структур знания» (Петров В.В. Язык и искусственный интеллект: рубеж 90-х годов // Язык и интеллект. М.: Прогресс, 1996. С. 5). Следовательно, мы мыслим концептами как глобальными квантами хорошо структурированного знания.

Сам термин когнитивная наука с середины 70-х годов стал употребляться для обозначения области, в рамках которой исследуются процессы усвоения, накопления и использования информации человеком. (Подробно об этом: Величковский Б.М. Современная когнитивная психология. М., 1983; «Advances in Cognitive Science» (ed. by N.E. Sharkey.) New York, 1986). С точки зрения когнитивной психологии, важнейшей способностью человеческого мозга является умение классификации и категоризации предметов и явлений жизни. Продукты категоризации – категории – составляют часть нашего когнитивного аппарата и могут пониматься как ментальные концепты, хранящиеся в долговременной памяти.

В 70-х годах возникло понимание того, что интеллектуальные процессы человека, моделированием которых занимается искусственный интеллект, не могут быть сведены к «универсальным законам человеческого мышления»: большинство интеллектуальных задач решаются человеком не в вакууме и не с чистого листа, а с опорой на имеющиеся знания. Некоторые же интеллектуальные задачи, в частности, распознавание образов и понимание текста, без опоры на уже имеющиеся знания вообще не решаются. Например, чтобы понять фразу М. Цветаевой Всяк храм мне пуст нужно знать, что храм в русской культуре – место пребывания Бога, и потому он не может быть пустым.

Актуализировалась задача оперирования знаниями – их представления, хранения, поиска, переработки, использования в компьютерных программах. Таким образом, когнитология является не просто междисциплинарной, а синтетической наукой, объединяющей при изучении когнитивных процессов человека математику, философию, лингвистику, психологию, теорию информации и др.

2. Когнитивная психология (о «психологизме в языкознании» писали еще в XIX в. младограмматики, А.А. Потебня, Г. Штейнталь, В. Вундт) имела за собой опыт психолингвистики, хотя и была значительно шире последней по своим целям, а также по интеграции с другими науками.

Когнитивная лингвистика заимствует из когнитивной психологии понятие концептуальных и когнитивных моделей. Дело в том, что функционирование языка действительно опирается на психологические механизмы, ибо язык является важнейшим звеном в накоплении и сохранении категоризо-ванного опыта взаимодействия человека с миром, или знания. А так как основу всякого опыта составляет восприятие и память, то изучение познания и языка невозможно без учета особенностей перцептивных процессов, которые исследуются в рамках психологии.

Однако взаимодействие лингвистов и психологов наталкивалось на серьезные преграды: трудно найти две гуманитарные науки, различающиеся по своей методологии столь же сильно, как лингвистика, входящая в своего рода «семиотический» цикл дисциплин, и психология, тяготеющая к «физическому» циклу наук.

Известно, что лингвистика на протяжении своего развития трижды, сталкиваясь с психологией, обогащалась ею: в 80-е годы ХГХ века (младограмматизм), в середине ХХ века (возникновение психолингвистики) и, наконец, в 80-е годы ХХ века (появление когнитивной лингвистики). Хотя до сих пор эти гуманитарные науки различны.

Дополнительно осложнило взаимодействие лингвистики с психологией распространенное мнение о том, что любое исследование, обращающееся к ментальным категориям, относится к сфере психологии, а взаимодействие с другими науками здесь не требуется. Поэтому среди когнитивных лингвистов людей с психологическим или хотя бы психолингвистическим прошлым мало (исключение составляют Э. Рош и Д. Слобин). При этом некоторые психологические идеи (например, идеи гештальтпсихологии) сильно повлияли на когнитивную лингвистику, хотя адаптированы они были именно лингвистами (прежде всего Дж. Лакоффом).

3. Лингвистическая семантика. Когнитивную лингвистику некоторые исследователи определяют как «сверхглубинную семантику» и рассматривают ее как естественное развитие семантических идей. Они видят за категориями языковой семантики более общие понятийные категории, которые можно представить как результат освоения мира в процессе познания его человеком.

Однако такой констатации было бы недостаточно, прежде всего потому, что некоторые результаты, полученные в когнитивной лингвистике, применимы не только к семантике языка. Например, разработанное в когнитивной лингвистике понятие прототипа применимо также в фонологии, морфологии, диалектологии и т. д.

Внимание когнитивной лингвистики к семантической проблематике и методологическая близость ее к лингвистической семантике объясняют стремление ряда авторов, особенно в России, говорить именно о когнитивной семантике, а не о когнитивной лингвистике или грамматике.

Вначале было замечено, что лексическая система языка не исчерпывается внутриструктурными отношениями, более того, сами эти отношения определяются способом осмысления мира человеком. Позже диапазон интересов расширился до синтаксиса. Именно из семантики пришли в когнитивную лингвистику наиболее яркие ее представители – Н.Д. Арутюнова, А. Вежбицкая, Ю.С. Степанов, Е.С. Кубрякова, В.Н. Телия и др.

Кроме трех названных источников, в формировании когнитивной лингвистики свою роль сыграли также

• данные лингвистической типологии и этнолингвистики, позволявшие лучше понимать, что в структуре языка универсально;
• нейролингвистика, изучающая язык как основу познания ментальной деятельности человеческого мозга в целом;
• психолингвистика, которую объединяют с когнитивной лингвистикой общие проблемы, связанные с общечеловеческими механизмами овладения и пользования языком, с используемыми при этом универсальными стратегиями и опорными элементами. Та и другая область знаний подразумевают рассмотрение проблем языкового сознания и языковой личности, картины мира, взаимодействия ментальных процессов на разных уровнях осознаваемости;
• культурология, позволившая установить роль культуры в возникновении и функционировании концептов;
• сведения, накопленные в сравнительно-историческом языкознании о развитии значения слов. (Показательно, что такие специалисты по когнитивной лингвистике, как Е. Свитцер и Б. Хайне, активно занимались исторической лингвистикой.)

Когнитивная лингвистика базируется на положении о том, что поведение и деятельность человека определяются в значительной степени его знаниями, а языковое поведение – языковыми знаниями. И это положение с разных сторон изучается всеми перечисленными науками-источниками.

Можно вычленить следующие этапы формирования когнитивной лингвистики.

В США, где это направление зародилось, его чаще называют «когнитивной грамматикой», что объясняется расширительным пониманием термина «грамматика» в англоязычной лингвистике. В России нередко используется термин «когнитивная семантика», указывающий на один из источников данного исследовательского направления.

(1) Термин «когнитивная грамматика» впервые появился в 1975 г. в статье Дж. Лакоффа и Г. Томпсона «Представляем когнитивную грамматику». В 1987 г. были опубликованы первый том «Оснований когнитивной грамматики» Р. Лангакера (второй – в 1991 г.), а также этапные для данного направления книги «Женщины, огонь и опасные предметы» Дж. Лакоффа и«Тело в мышлении» (англ. «The Body in the Mind») М. Джонсона.

Этапными в развитии когнитивной грамматики были статьи Л. Талми 1980-х годов, Ч. Филлмора и У. Чейфа. И хотя когнитивная лингвистика зародилась и наиболее активно развивалась в США, в Европе также сложилось собственное направление исследований. Это прежде всего немецкая и австрийская школы когнитивной лингвистики, представители которых наиболее активно занимаются проблемой обработки информации во время порождения и восприятия речи. Одной из главных у них стала проблема понимания и извлечения информации из текста, а также проблемы ментального лексикона (знания о словах), когнитивная семантика, в рамках которой параллельно развивались прототипическая семантика и фреймовая семантика.

До начала 1990-х годов зарубежная когнитивная лингвистика представляла собой совокупность индивидуальных исследовательских программ, слабо связанных или вовсе не связанных между собой. Это исследовательские программы Дж. Лакоффа, Р. Лэнакера (Лангакера), Т. ван Дейка (Нидерланды), Дж. Хэймана (Канада) и др.

(2) В середине 1990-х годов в Европе уже вышли первые учебники по когнитивной лингвистике: Ф. Унгерер и Х. – Й. Шмидт«Введение в когнитивную лингвистику» (1996) и Б. Хайне «Когнитивные основания грамматики» (1997).

На русском языке впервые в 1985 г. когнитивная грамматика была представлена отечественному читателю в обзоре В.И. Герасимова [Герасимов, 1985]. Он отметил важную роль в становлении науки таких направлений и программ исследования, как психосемантика У. Чейфа, процедурная семантика Т. Винограда, когнитивная теория употребления языка Т. ван Дейка и др.

Эти исследования дали толчок развитию отечественной когнитивной лингвистики. Для ее формирования важную роль сыграли также следующие работы по моделированию понимания естественного языка: русские переводы книг Т. Винограда «Программа, понимающая естественный язык» (1976, оригинал 1972) и Р. Шенка с коллегами «Обработка концептуальной информации» .

(3) Особую роль для развития когнитивной лингвистики сыграла работа Ю.С. Степанова «Константы: словарь русской культуры», вышедшая в 1997 г. Это первый опыт систематизации ценностей русской культуры, которые заложены в концептах, константах культуры. Здесь описаны такие константы, как «Правда», «Закон», «Любовь», «Слово», «Душа», «Грех», «Наука», «Интеллигенция», «Огонь», «Вода», «Хлеб», «Письменность», «Число», «Время», «Родная земля», «Дом», «Язык» и др.

Обобщающим трудом в отечественной когнитивной лингвистике стал вышедший в 1996 г. под редакцией Е.С. Кубряковой «Краткий словарь когнитивных терминов», в котором собраны и систематизированы ключевые понятия общей когнитологии и когнитивной лингвистики.

С 1998 г. проводятся международные конференции по когнитивной лингвистике в г. Тамбове; в 2000 г. прошла международная конференция «Когнитивное моделирование» в МГУ; в рамках различных лингвистических конфренций и симпозиумов выделяются секции по когнитивной лингвистике, которая стала поистине «основной точкой роста современной лингвистики» [Кибрик, 1995: 100].

Тем не менее А.Н. Баранов и Д.О. Добровольский считают, что к концу ХХ века ни в русской, ни в зарубежной лингвистике не оказалось работ, «которые содержали бы в эксплицитном виде комплекс методологических оснований когнитивного подхода к языку» [Баранов, Добровольский. Хрестоматия, 2001: 95].

Анализ приведенных работ позволяет разделить мнение Е.С. Кубряковой, считающей, что можно говорить о становлении в России собственной версии когнитивизма.

1.3 Проблемы, задачи и постулаты науки

В начале 90-х годов В.З. Демьянков выделил четыре варианта когнитивистики:

1. описание и объяснение механизмов, соединяющих стимул и реакцию, вход и выход человеческой «думающей машины»;
2. исследование явлений внутренней ментальной природы человека;
3. акцентирование субъекта в качестве источника, инициатора своих действий;
4. изучение специфики когнитивных процессов в сравнении с аффектами [Демьянков, 1994].

На данном этапе развития перед когнитивной лингвистикой ставятся три главные проблемы: о природе языкового знания, о его усвоении и о том, как его используют. Поэтому исследования ведутся в основном по следующим направлениям:

• виды и типы знаний, представленных в этих знаках (гносеология = теория познания), и механизм извлечения из знаков знаний, т. е. правила интерпретации (когнитивная семантика и прагматика);
• условия возникновения и развития знаков и законы, регулирующие их функционирование;
• соотношение языковых знаков и культурных реалий в них отраженных.

Центральной проблемой в русской когнитивной лингвистике стала категоризация человеческого опыта. Категоризация тесно связана со всеми когнитивными способностями человека, а также с разными компонентами когнитивной деятельности – памятью, воображением, вниманием и др. Категоризация воспринятого – это важнейший способ упорядочить поступающую к человеку информацию. Концептуальный анализ направлен на выявление концептов в их двоякой функции: 1) как оперативных единиц сознания и 2) как значений языковых знаков, т. е. идеальных сущностей, «схваченных» языком. Все чаще русских когнитивистов интересует круг вопросов, связанных с установлением зависимостей и соотношений в когнитивной цепочке «разум (сознание) – язык – репрезентация – концептуализация – категоризация – восприятие» [Кравченко, 2001: 3], т. е. понимание языка как особой когнитивной способности.

Задачи. Согласно современным представлениям, основной задачей общей теории языка является объяснение механизма обработки естественного языка, построение модели его понимания. Учитывая, что в основе такой модели лежит тезис о взаимодействии различных типов знания, лингвистика уже не обладает монополией на построение общей модели языка.

Лингвистическая теория должна отвечать не только на вопрос, что такое язык, но и на вопрос, чего достигает человек посредством языка. В этой связи задачи когнитивной лингвистики следует определить как попытку понять следующее.

Введение

2. Проблемы и задачи когнитивной лингвистики

3. Концепт как базовое понятие когнитивной лингвистики

Заключение

Литература

Введение

В последнее время понятие концепта активно вошло в научный обиход. Концепт является единицей описания картины мира - ментальной единицей, содержащей языковые и культурные знания, представления, оценки. В когнитивной науке концепт рассматривается как ментальная единица, которая постоянно переживает изменения: в его сферу могут входить все новые фоновые концепты, может меняться стандартный набор ситуации, и еще более подвижным является одиночный компонент в содержании.

Концепт реализуется в словесном знаке и в языке в целом. В таком случае ядро концепта составляет совокупная языковая и речевая семантика слов.

Наличие концептов в языке любого народа привлекает внимание, потому что данные исследования могут помочь в изучении культуры самого народа и его истории.

На сегодняшний день данному вопросу уделялось довольно мало внимания. Изучению природы концепта в когнитивной лингвистике уделяется первостепенное значение. Любая попытка постичь природу концепта приводит к осознанию факта существования целого ряда смежных понятий и терминов. Прежде всего, это концепт, понятие и значение.

Проблема их дифференциации - одна из самых сложно решаемых и дискуссионных в теоретическом языкознании наших дней. Это объясняется тем, что при анализе концепта мы имеем дело с сущностями плана содержания, не данными исследователю в непосредственном восприятии; судить же об их свойствах и природе мы можем лишь на основе косвенных данных.

Цель работы - раскрыть сущность когнитивной лингвистики и концепта как ее базового понятия.

1. Основные понятия когнитивной лингвистики

Когнитивная лингвистика - одна из новых когнитивных наук, объектом исследования которых является природа и сущность знания и познания, результаты восприятия действительности и познавательной деятельности человека, накопленных в виде осмысленной и приведенной в определенную систему информации. Определим исходные понятия новой дисциплины.

Познание - процесс отражения и воспроизведения в мышлении действительности, в результате которого происходит накопление знаний; это взаимодействие систем восприятия, понимания, представления (репрезентации) и порождения информации.

Информация - сообщение о фактах, событиях, процессах; данные, сведения, знания, приходящие к человеку по разным каналам и кодируемые, обрабатываемые и перерабатываемые в текущем сознании; знания, представляемые и передаваемые языковыми структурами в процессе коммуникации.

Знание - базисная форма когнитивной организации результатов отражения объективных свойств и признаков действительности в сознании людей, поскольку оно представляет собой важный фактор упорядочения их повседневной жизни и деятельности. Знания - часть памяти, содержащиеся в сознании сведения, результаты отражения объектов окружающего мира, объединенные в определенную упорядоченную систему. Это данные полученные в ходе таких мыслительных процессов, как индукция и дедукция, умозаключение рассуждение, ассоциация, а также операций сравнения, идентификации, распознавания, категоризации и классификации объектов; данные, репрезентированные (представленные) различными когнитивными структурами: фреймами, скриптами, сценариями, пропозициями, образами и т.д. именно благодаря актуальности и важности в жизнедеятельности человека знание становится элементом культуры. Одновременно с этим знание является продуктом культуры, поскольку процесс освоения человеком правил, норм и стереотипов мышления, выработанных предшествующими эпохами, происходит путем включения знаний в реальную историческую практику людей, принадлежащих соответствующему этнокультурному сообществу.

В таких правилах, нормах и стереотипах мышления запечатлен опыт освоения и осмысления окружающего мира, закодирована определенная культура, организованная как некий язык (а не форма жизнедеятельности человека!).

Формы языка культуры и формы знания образуют синергетическое единство, которое обладают исторической изменчивостью, т.е. на каждом новом этапе исторического развития сущность этого единства предстает в новой конфигурации, в новом обличии. Например, практическое сознание характеризуется такими формами своей внутренней организации, которые существенно отличаются от структурирования мифопоэтического сознания и т.д. в соответствии с этим знание а) различным образом включается в архаичную или современную систему культурного сознания и б) выполняет в общественном жизнеустроении различные функции.

В лингвокогнитивном исследовании знание является особым объектом выявляемом в языке культуры, поскольку в ценностно-коммуникативных системах, организующих сознательную деятельность человека, знание играет ведущую роль. Этим данный тип знания отличается от знания практического, методологического или философско-теоретического. Объектом лингвокультурологического анализа является вербализованное знание прагматического типа.

В соответствии с выделенными типами знания выработаны специальные подходы к их изучению: структурные, формально-логический и прагматический. Каждый из них изучая знания с определенной точки зрения, обладает своими преимуществами. Все типы знания соотносятся с объективной реальностью и с другими типами знания. Поэтому можно предположить, что они взаимно дополняют друг друга и в этой взаимодополняемости в контексте жизнедеятельности человека обладают особой значимостью. Интегрирование разных моделей знания возможно лишь при наличии общего основания их понимания (например, понимание знания как феномена культуры).

Знание как самодостаточная семантическая реальность в контексте культуры упорядочивается ценностно-смысловыми моделями традиционного миропонимания. Знание - это системно упорядоченный набор сведений, отложившийся в сознании как часть памяти. Различают знания языковые (знание языка - грамматики, лексики и т.п.; знание об употреблении языка; знание основ речевого общения) и знания внеязыковые - знание ситуации, адресата (его целей, планов, представлений о говорящем и об окружающей обстановке), знания о мире. В центре внимания когнитивной лингвистики находятся языковые знания.

2. Проблемы и задачи когнитивной лингвистики

Существует четыре варианта когнитивистики:

описание и объяснение механизмов, соединяющих стимул и реакцию, вход и выход человеческой "думающей машины";

исследование явлений внутренней ментальной природы человека;

акцентирование субъекта в качестве источника, инициатора своих действий;

изучение специфики когнитивных процессов в сравнении с аффектами.

На данном этапе развития перед когнитивной лингвистикой ставятся три главные проблемы: о природе языкового знания, о его усвоении и о том, как его используют. Поэтому исследования ведутся в основном по следующим направле ниям :

а) виды и типы знаний, представленных в этих знаках (гносеология = теория познания), и механизм извлечения из знаков знаний, т.е. правила интерпретации (когнитивная семантика и прагматика);

б) условия возникновения и развития знаков и законы, регулирующие их функционирование;

в) соотношение языковых знаков и культурных реалий в них отраженных.

Центральной проблемой в русской когнитивной лингвистике стала категоризация человеческого опыта. Категоризация тесно связана со всеми когнитивными способностями человека, а также с разными компонентами когнитивной деятельности - памятью, воображением, вниманием и др. Ка-теоретизация воспринятого - это важнейший способ упорядочить поступающую к человеку информацию.

Задачи. Согласно современным представлениям, основной задачей общей теории языка является объяснение механизма обработки естественного языка, построение модели его понимания. Учитывая, что в основе такой модели лежит тезис о взаимодействии различных типов знания, лингвистика уже не обладает монополией на построение общей модели языка.

Лингвистическая теория должна отвечать не только на вопрос, что такое язык, но и на вопрос, чего достигает человек посредством языка. В этой связи задачи когнитивной лингвистики следует определить как попытку понять следующее.

Какова роль участия языка в процессах познания и осмысления мира?

Выяснить соотношение концептуальных систем с языковыми. Как именно соотносятся когнитивные структуры сознания с единицами языка?

Установить, как участвует язык в процессах получения, переработки и передачи информации о мире.

Понять процессы концептуализации и категоризации знаний; описать средства и способы языковой категоризации и концептуализации констант культуры.

Как описать систему универсальных концептов, организующих концептосферу и являющихся основными рубрикаторами ее членения?

Решить проблемы языковой картины мира; соотношение научной и обыденной картин мира с языковой.

Что же на сегодняшний день является предметом изучения в русской когнитивной лингвистике?

Во-первых, это когнитивная семантика, ибо содержание знака тесно связано с познавательной деятельностью человека. В структуре знаний, стоящих за языковым выражением, в определенной степени отражается способ номинации. Поэтому важное место в когнитивных исследованиях отводится языковой номинации - разделу языкознания, изучающему принципы и механизмы называния имеющихся у человека идей и представлений.

Во-вторых, когнитивная лингвистика устанавливает образные схемы, в рамках которых человек познает мир. Согласно М. Джонсону, автору теории образных схем, это повторяющийся динамический образец наших процессов восприятия, на основе которых осмысляются затем более абстрактные идеи. Например, чувства воспринимаются через любую текучую жидкость.

КОГНИТИВНАЯ ЛИНГВИСТИКА, область лингвистики, исследующая роль языка в обработке и переработке человеческого опыта, в концептуализации и категоризации мира и его членении, в фиксации информации в языковых формах, её хранении, извлечении из памяти и т.п.

Возникла в рамках когнитивной науки в конце 1960-х годов и разделяет общие с ней установки и цели. В 1989 оформилась в Дуйсбурге (Германия) в качестве самостоятельной парадигмы научного знания. Вместе с когнитивной психологией когнитивная лингвистика - одна из главных наук когнитивного цикла, которые рассматривают язык как главную когнитивную составляющую среди других когнитивных способностей человека (наряду с восприятием, вниманием, воображением и способностью к решению проблем), как уникальную характеристику человека.

У истоков когнитивной лингвистики стояли психолог Дж. Миллер (США), первым начавший исследование языка и восприятия, и лингвист Н. Хомский, поставивший вопрос (в рамках генеративной лингвистики) о сути языковой способности и её представленности в мозгу человека в виде ментальных (относящихся к мышлению, сознанию) репрезентаций. Учёных объединяли критика бихевиоризма и обращение к внутренним аспектам организации языка. Но далее пути генеративизма и когнитивизма разошлись.

Возникновение когнитивной лингвистики за рубежом совпало с появлением в отечественном языкознании ономасиологического направления лингвистических исследований (смотри Ономасиология) и разработкой теории номинации (работы В. Г. Гака, Ю. С. Степанова, Е. С. Кубряковой, В. Н. Телии, Г. В. Колшанского, А. А. Уфимцевой) - ранней версии когнитивизма, так как процессы номинации изучаются как речемыслительные. Однако, в отличие от когнитивной лингвистики за рубежом, отечественные исследователи считают невозможным изучать протекание актов обозначения всего сущего вне их зависимости от социально-исторических условий, вне культурно-исторического контекста, в отрыве от эмоциональных состояний и вообще прагматических факторов речи.

Во многие ключевые понятия наук когнитивного цикла когнитивная лингвистика вносит свои коррективы. Термин «когниции» в когнитивной лингвистике, в отличие от его понимания эпистемологией и гносеологией, начинает обозначать не только процессы научного и обыденного познания, но и (будучи употребляемым во множественном числе) некие единицы познанного, единицы знания, мнения и оценки, в качестве которых выступают разные форматы и структуры знания. Среди них выделяются такие неделимые далее единицы, как концепты, а также более сложные структуры представления знаний - фреймы, сценарии, категории. Выделение этих структур направляет процессы категоризации и концептуализации (определение структур знания), которые служат упорядочиванию, сортировке и систематизации человеческого опыта в таких областях, как пространство и время, цвет и размер объектов, эмоции и т.п.

Понятие «категории» в когнитивной лингвистике отличается от традиционного (характеризующегося повторением в них членов с одинаковым набором признаков). В когнитивной лингвистике они охватывают единицы, объединённые лишь относительным сходством и равняющиеся на «лучший образец» своего класса, именуемый прототипом; например, прототипом в категории фруктов является яблоко. Такое понимание термина «категории» сыграло важную роль для объяснения строения категорий языковых и приблизило их описание к реально наблюдаемому положению дел и их пониманию в обыденном сознании говорящих.

Важную роль в когнитивной лингвистике сыграло и понятие концепта (В. 3. Демьянков). Возникли разные версии концептуального анализа: в культурологии - у Ю. С. Степанова, в школе логического анализа - у Н. Д. Арутюновой, в собственно когнитивных направлениях (В. 3. Демьянков, Е. С. Кубрякова, Н. Н. Болдырев). Работы Р. Джэкендоффа, Л. Талми, Р. Лангакера (все - США) послужили основанием для становления когнитивной семантики, так как в когнитивной лингвистике большое внимание уделялось изучению содержательных аспектов разных категорий и единиц языка. Многие учёные отождествляли когнитивную лингвистику и когнитивную семантику, подчёркивая, что у последней выявились и собственные задачи - исследование динамики появлений новых значений в языке и областей их варьирования. Появились разные школы: фреймовая семантика (Ч. Филмор и его последователи), прототипическая семантика [Дж. Лакофф (США), Дж. Р. Тейлор (Новая Зеландия) и др.], концептуализм (Лангакер). Аналогичные школы возникли в Москве, Санкт-Петербурге, Тамбове, Иркутске и др.; в 2003 основана Российская ассоциация по когнитивной лингвистике, издающая журнал «Вопросы когнитивной лингвистики».

Значительны успехи когнитивной лингвистики в понимании регулярной полисемии и, главное, категории значения, которое приравнивалось к неким структурам знания, или же «концептуализациям». Выстроилась цепочка «знание - значение - знак», подчёркивалось, что один и тот же объект, явление или событие может быть описано с помощью альтернативных языковых форм - в зависимости от того, как они были увидены и осмыслены говорящими. Подобное описание объектов и ситуаций, зависящее от субъективного опыта говорящих, представляет собой «конструирование» мира, а не его (зеркальное) отражение. В когнитивную лингвистику и когнитивную семантику были введены и такие термины, как «профилирование», «выдвижение» (чего-либо на первый план), «пресуппозиция», «эмпатия», «перспективация», которые отражали новые способы видения мира и его конструирования.

В объяснении семантичных процессов появились понятие концептуальной интеграции как слияния разных ментальных пространств и представление о концептуальной метафоре. В общем языкознании не уделялось столько внимания явлениям метафоры и метонимии, развитию новых значений и понятию полисемии в целом, сколько в когнитивной семантике. В семантике предложены новые подходы в понимании и описании таких структур знания, как пространственная концептуализация в области эмоций и чувств.

Рассматриваются пути (исторического) превращения лексических единиц в грамматические, получившие название «грамматизация». В эти описания вовлекаются и редкие языки. Когнитивный подход используется также при изучении порождения и восприятия речи (смотри Восприятие речи, Порождение речи), при исследовании дискурса. Подчёркивается близость когнитивной лингвистики функциональному направлению в современной науке.

Язык трактуется как главное средство доступа к работе сознания, он определяется либо как способствующий осуществлению когнитивных процессов в актах коммуникации, либо как служащий в коммуникативном процессе (дискурсе) достижению определённых когнитивных целей (передаче или запросу информации, обмену ею между говорящими и созданию новой и т.п.). Особенно чётко проявляется двунаправленность языка - и на когницию, и на коммуникацию - при возникновении такой отечественной версии когнитивизма, как когнитивно-дискурсивная парадигма лингвистического знания: каждое языковое явление подлежит анализу и с точки зрения его участия в когнитивной деятельности, и с точки зрения его служения дискурсивной деятельности (Е. С. Кубрякова), а также с точки зрения их согласования между собой. Когнитивная лингвистика становится источником новых начинаний в теоретической лингвистике, стремящихся к разностороннему и многоаспектному исследованию природы языка, к объяснению ещё не изученных черт его строения и организации, выполняемых им разнообразных функций.

Лит.: Новое в зарубежной лингвистике. М., 1983. Вып. 12. М., 1988. Вып. 23; Дейк Т. А. ван. Язык. Познание. Коммуникация. М., 1989; Язык и структуры представления знаний. М., 1992; Лангаккер Р. В. Когнитивная грамматика. М., 1992; Демьянков В. З. Когнитивная лингвистика как разновидность интерпретирующего подхода // Вопросы языкознания. 1994. №4; Краткий словарь когнитивных терминов. М., 1996; Кравченко А. В. Язык и восприятие. Когнитивные аспекты языковой категоризации. Иркутск, 1996; Фундаментальные направления современной американской лингвистики. Сб. обзоров. М., 1997; Болдырев Н. Н. Когнитивная семантика. Тамбов, 2001; Никитин М. В. Основание когнитивной семантики. СПб., 2003; Попова 3. Д., Стернин И. А. Очерки по когнитивной лингвистике. 3-е изд. Воронеж, 2003; Кубрякова Е. С. Язык и знание. М., 2004; она же. Об установках когнитивной науки и актуальных проблемах когнитивной лингвистики // Вопросы когнитивной лингвистики. 2004. №1; Kravchenko А. V. Cognitive linguistics, biology of cognition and biosemiotics: Bridging the gaps // Language Sciences. 2006. Vol. 28. №1; Ungerer Fr., Schmid Н.-J. An introduction to cognitive linguistics. 2nd ed. N. Y., 2006.

Когнитивная наука и когнитивная лингвистика

Когнитивная лингвистика прочно заняла свое место в парадигме концепций современного мирового языкознания. Именно ее возникновение и бурное развитие на современном этапе являются характерной чертой языкознания рубежа веков.

По определению В.З. Демьянкова и Е.С. Кубряковой, когнитивная лингвистика изучает язык как когнитивный механизм, играющий роль в кодировании и трансформировании информации (Краткий словарь когнитивных терминов, с. 53-55).

В когнитивной лингвистике мы видим новый этап изучения сложных отношений языка и мышления, проблемы, в значительной степени характерной именно для отечественного теоретического языкознания. Когнитивные исследования получили признание в России, как справедливо подчеркивает Е.С. Кубрякова, прежде всего потому, что они обращаются "к темам, всегда волновавшим отечественное языкознание: языку и мышлению, главным функциям языка, роли человека в языке и роли языка для человека" (Кубрякова, 2004, с. 11).

Начало такому изучению положили нейрофизиологи, врачи, психологи (П. Брока, К. Вернике, И.М. Сеченов, В.М. Бехтерев, И.П. Павлов и др.). На базе нейрофизиологии возникла нейролингвистика (Л.С. Выготский, А.Р. Лу-рия). Стало ясным, что языковая деятельность протекает в мозге человека, что разные виды языковой деятельности (освоение языка, слушание, говорение, чтение, письмо и др.) связаны с разными отделами головного мозга.

Следующим этапом развития проблемы соотношения языка и мышления стала психолингвистика, в рамках которой изучались процессы порождения и восприятия речи, процессы изучения языка как системы знаков, хранящейся в сознании человека, соотношение системы языка и ее использования, функционирования (американские психолингвисты Ч. Осгуд, Т. Себеок, Дж. Гринберг, Дж. Кэррол и др., российские лингвисты А.А. Леонтьев, И.Н. Горелов, А.А. Залевская, Ю.Н. Караулов и др.).

Когнитивная лингвистика складывается в последние два десятилетия XX века, но ее предмет - особенности усвоения и обработки информации, способы ментальной репрезентации знаний с помощью языка- был намечен уже в первых теоретических трудах по языкознанию в XIX веке.

Так, рассматривая теорию В. Гумбольдта о народном духе, А.А. Потебня признает вопрос о происхождении языка вопросом о явлениях душевной жизни, предшествующей языку, о законах его образования и развития, о влиянии его на последующую душевную деятельность, то есть вопросом чисто психологическим . А.А. Потебня понимает, что в душевной деятельности есть понятия сильнейшие, выдвигаемые вперед, и понятия, остающиеся вдали (Потебня, 1993, с. 83). Именно сильнейшие представления участвуют в образовании новых мыслей (закон апперцепции Гербарта). А.А. Потебня хорошо видит роль ассоциации и слияния ассоциаций в образовании рядов представлений. Разнородные представления, воспринятые одновременно, не теряя своей цельности, могут слагаться в одно целое. При слиянии два различных представления воспринимаются как одно (Потебня, 1993, с. 91).

Иначе говоря, А.А. Потебня прекрасно понимал роль языка в процессах познания нового, в процессах становления и развития человеческих знаний о мире на основе психологических процессов апперцепции и ассоциации, на основе разных по силе представлений человека о явлениях, имеющих названия в языке.

Еще более очевиден предмет когнитивной лингвистики в следующем высказывании И.А. Бодуэна де Куртенэ: "...Из языкового мышления можно выявить целое своеобразное языковое знание всех областей бытия и небытия, всех проявлений мира, как материального, так и индивидуально-психологического и социального (общественного)" (Бодуэн де Куртенэ, 1963, с. 312).

Размышления об участии языка в познании мира можно найти в трудах мыслителей разных времен и народов от античности до наших дней. Их подробные обзоры сделаны Л.Г. Зубковой (Зубкова, 2000) и Н.А. Кобриной (Кобрина, 2000).

Однако фронтальная разработка лингвокогнитивных проблем начинается лишь в последние десятилетия XX века, и основные публикации по когнитивной лингвистике приходятся на этот период.

Современная когнитивная лингвистика принадлежит к числу ряда наук, исследующих своими специфическими методами один общий предмет - когницию.

В связи с этим сейчас можно говорить о существовании когнитивной науки , которая, по определению Е.С. Кубряковой, междисциплинарна и представляет собой зонтичный термин (Кубрякова, 2004, с. 7) для целого ряда наук- когнитивной психологии, когнитивной лингвистики, философской теории когниции, логического анализа языка, теории искусственного интеллекта, нейрофизиологии; "уже сложились такие дисциплины, как когнитивная антропология, когнитивная социология и даже когнитивное литературоведение, т. е. почти в каждой гуманитарной науке выделилась специальная область, связанная с применением когнитивного подхода и когнитивного анализа к соответствующим объектам данной науки" (Кубрякова, 2004, с. 10-11). Когниция как процесс познания, отражения сознанием человека окружающей действительности и преобразования этой информации в сознании, в настоящее время в современной науке понимается расширительно- "означавший ранее просто "познавательный" или "относящийся к познанию", термин когнитивный все более приобретает значение "внутренний", "ментальный", "интериоризованный"" (Кубрякова, 2004, с. 9). язык мышление познание

В задачи когнитивной науки "входит и описание/изучение систем представления знаний и процессов обработки и переработки информации, и - одновременно - исследование общих принципов организации когнитивных способностей человека в единый ментальный механизм, и установление их взаимосвязи и взаимодействия" (Кубрякова, 2004, с. 8-9).

Таким образом, когнитивная лингвистика - одно из направлений междисциплинарной когнитивной науки.

Формально в лингвистической историографии возникновение когнитивной лингвистики относят к 1989 г., когда в Дуйсбурге (ФРГ) на научной конференции было объявлено о создании ассоциации когнитивной лингвистики, и когнитивная лингвистика, таким образом, стала отдельным лингвистическим направлением. Становление современной когнитивной лингвистики связывают с трудами американских авторов Джорджа Лакоффа, Рональда Лангакера, Рэя Джакендоффа и ряда других. Подробнейшим и детальнейшим образом охарактеризованы труды этих ученых и развитие проблематики когнитивной лингвистики в работах Е.С. Кубряковой (Кубрякова, 1994, 1997, 1999, 2004). Труды Е.С. Кубряковой стали фундаментальными, они легли в основу когнитивной лингвистики в России.

Работы американских ученых изданы в переводе на русский язык в серии "Новое в зарубежной лингвистике" (вып. XXIII, М., 1998). Особенно подробно и развернуто представлен научный аппарат американской когнитивной лингвистики в "Кратком словаре когнитивных терминов", подготовленном под ред. Е.С. Кубряковой (М., 1996). Труды ведущих американских когнитивистов также подробно рассмотрены в статье А. Ченки (Ченки, 1996). О когнитивных исследованиях во Франции можно прочитать в статье Р.А. Плунгяна, Е.В. Рахилиной (Плунгян, Рахилина 1994).

Этапами становления когнитивной лингвистики в России стали книга "Структуры представления знания в языке" (М., 1994), а также книга Н.Н. Болдырева "Когнитивная семантика" (Болдырев 2001).

Много полезных соображений о структурах знания можно почерпнуть в современных работах по проблеме "язык и мышление", авторы которых так или иначе затрагивают проблемы когнитивной лингвистики (Васильев 1990, Сигал 1997, Пинкер 1999 и мн. др.). Разнообразные толкования и определения предмета когнитивной лингвистики и ее категорий предлагают авторы, специально занимающиеся этими проблемами (Розина, 1994; Демьянков, 1994; Худяков, 1996; Фрумкина, 1996; Рузин, 1996; Баранов, Добровольский, 1997; Болдырев, 1998, 1999, 2000, 2001; Залевская, 1998, 2000; Шарандин, 1998; Шаховский, 2000; Красных, 2000; Архипов, 2001 и др.).

В России разрабатывались теории значения слова на основе компонентного анализа. Семантические параметры, найденные Ю.Д. Апресяном, И.А. Мельчуком, А.К. Жолковским, позволили начать составление семантических словарей, поиски семантических первоэлементов. Эти первоэлементы, как теперь все более проясняется, лежат в сфере когнитивной деятельности человека и представляют собой фактически те же категории, которые выделены в работах американских авторов-когнитологов. В этой связи надо упомянуть и работы польской исследовательницы Анны Вежбицкой (Вежбицка, 1996).

Оба направления - классический американский когнитивизм и российские структурно-семантические исследования - развивались независимо друг от друга и пользовались разной терминологией, однако открытые в результате этих исследований категории во многих отношениях пересекаются. Это хорошо показано в работах Е.В. Рахилиной, которая предприняла попытку соотнести терминологию американских когнитивных лингвистов и московской семантической школы Ю.Д. Апресяна (Рахилина, 1998, 2000).

Когнитивная лингвистика исследует ментальные процессы, происходящие при восприятии, осмыслении и, следовательно, познании действительности сознанием, а также виды и формы их ментальных репрезентаций.

Материалом лингвокогнитивного анализа является язык, а цели такого исследования в разных конкретных направлениях (школах) когнитивной лингвистики могут различаться - от углубленного исследования языка с помощью когнитивного категориально-терминологического аппарата до конкретного моделирования содержания и структуры отдельных концептов как единиц национального сознания (концептосферы).

Таким образом, когнитивная лингвистика, как самостоятельная область современной лингвистической науки, выделилась из когнитивной науки. Конечной задачей когнитивной лингвистики, как и когнитивной науки в целом, является "получение данных о деятельности разума" (Куб-рякова, 2004, с. 13). При этом исследование сознания составляет общий предмет когнитивной науки и когнитивной лингвистики (Кубрякова, 2004, с. 10).

При этом отличие когнитивной лингвистики от других когнитивных наук заключается именно в ее материале - она исследует сознание на материале языка (другие когнитивные науки исследуют сознание на своем материале), а также в ее методах - она исследует когнитивные процессы, делает выводы о типах ментальных репрезентаций в сознании человека на основе применения к языку имеющихся в распоряжении лингвистики собственно лингвистических методов анализа с последующей когнитивной интерпретацией результатов исследования.

Современная когнитивная лингвистика неоднородна, "представлены разные направления в когнитивном исследовании и определились лидеры и ведущие фигуры в разных школах когнитивной лингвистики" (Кубрякова, 2004, с. 11).

Когнитивизм – взгляд, согласно которому человек должен изучаться как система переработки информации, а поведение человека должно описываться и объясняться в терминах внутренних состояний человека. Эти состояния физически проявлены, наблюдаемы и интерпретируются как получение, переработка, хранение, а затем и мобилизация информации для рационального решения разумно формулируемых задач. Поскольку решение этих задач непосредственно связано с использованием языка, вполне естественно, что язык оказался в центре внимания когнитивистов. А теоретики языка, причисляющие себя к когнитивистам, стремятся применить общий подход для описания и объяснения «языковой когниции».

В науке нередок тот случай, когда в новой концепции слышны отголоски когда-то звучавших положений или проблем. Затронуло это déjà vu и когнитивизм. Приняв термин «когниция» в качестве ключевого, направление это обрекло себя на обвинения в перепевах в новых терминах того, что давно известно. Ведь когниция, познание, разум, intelligentia были предметом рассуждений с незапамятных времен. Наше столетие прошло под знаком когниции. Внешне же когнитивисты отличаются от предшественников очень широким использованием информационно-поисковых метафор и образов. Когниция для когнитивистов – процедуры, связанные с приобретением, использованием, хранением, передачей и выработкой знаний .

Затруднительно оценить когнитивизм и потому, что этим именем одновременно называются :

– программа исследований человеческого «мыслительного механизма» ;

– стиль наблюдений над явлениями ментальной природы человека (в этом когнитивизм близок феноменологии);

– исходная гипотеза о том, что субъект – источник, инициатор своих действий;

– демаркация области исследования, когда когниции – восприятие, языковая деятельность, память, представления – противопоставляются аффектам, не входящим, тем самым, в число первичных объектов исследования.

Разрабатывая модели «внутренней переработки» (inner processing), когнитивисты характеризуют ментальные события в менталистских терминах . Поиски причин того, что вызывает в нас те или иные конкретные мысли, не исключительно когнитивистское занятие. Есть еще как минимум два других подхода: бихевиоризм и нейропсихология. Бихевиоризм стремился характеризовать поведение в терминах навыков, стимулов и реакций. Нейропсихология же видит объяснение на уровне нейронных процессов . В отличие от этих подходов, когнитивисты стремятся формулировать свои гипотезы в терминах самих ментальных процессов, не сводимых

18-ни к стимулам и реакциям, ни к взаимодействию клеток. Это – попытка функционально идентифицировать ментальные состояния, в терминах их взаимодействия между собой, в абстракции от материальной реализации в мозгу.

Например, в «когнитивной теории личности» сосредоточиваются не на фазе собственно восприятия, а на том, что происходит затем – условно эту другую фазу и называют «переработкой информации». Такую «переработку» характеризуют или в терминах «схем», «фреймов», «скриптов» и т.п. – или (как в концепции «параллельной распределенной обработки» – parallel distributed processing, сокращенно PDP) более мелких, «микроуровневых» понятий – «микропризнаков», фигурирующих в рамках взаимодействующих систем . Когнитивность теории – в стремлении учесть степень близости конкретного исследуемого феномена к сознанию . Отсюда и общая когнитивистская установка на проявления когниции во внешнем поведении .

Что же нового приносит когнитивизм? Что дают новые метафоры и образы процедур, выполняемых ментальностью человека? Какому содержанию соответствует эта «компьютерная стилистика» теории? Ответить на этот вопрос помогает следующая аналогия с алгеброй. Алгебра как искусство решения конкретных квадратных уравнений идейно существовала до создания нынешнего формального аппарата. Но рождение ее связывают с возникновением системы, позволяющей генерировать методы решения крупных типов задач. Когнитивизм делает заявку на метод серийного, если угодно «промышленного», решения задач о человеческой мысли, а заодно порождает целую серию новых проблем.

1.2. «Когнитивная наука»

«Когнитивная наука» – исследование разума (intelligence) и разумных систем, при котором разумное поведение рассматривается как что-то вроде вычисления . От предшествующих подходов к когниции ее отличает степень проникновения идей и техник «вычисления». Последний термин берется не в чисто арифметическом смысле, а как аналог операций, осуществляемых компьютером .

Ясно, что такая дисциплина должна быть комплексной. Например, ее можно представить как «федерацию» наук, не связанных строгими уставными отношениями. В эту «федерацию» входят: искусственный интеллект (или «прикладная философия»), языкознание, психология и неврология (другой вариант административного деления: физиология, психолингвистика и математика ). Искусственный интеллект нацелен на имитацию человеческого интеллекта с помощью компьютера в решении задач вообще. «Когнитивная лингвистика» – филиал когнитивной психологии, использующей арсенал переработки языковой информации для построения моделей, имитирующих внешние проявления человеческого поведения при решении интеллектуальных задач. Наконец, неврология, или теория мозга, должна сводить поведение человека и животных к схемам взаимодействия элементов нервной системы.

Общий знаменатель такой комплексной когнитивной науки – построение моделей познания и интеллекта, с перспективой воплощения их на компьютере. Итак, предметом исследования являются: человеческая когниция (т.е. взаимодействие систем восприятия, репрезентирования и продуцирования информации) и ее «технологическое представление» .

Когнитивная психология 1960-х гг. – и в этом ее заслуга перед остальными когнитивистскими дисциплинами – продемонстрировала возможности информационно-поискового подхода к человеческой ментальности, возможности нового научного метаязыка. Понятие обработки информации, заимствованное из теории информации, где оно применялось к физическим системам передачи сообщений, было приложено к человеку. Общая идея трансформировалась в следующее положение: организмы используют внутренние представления (репрезентации) и осуществляют «вычислительные» операции над этими представлениями. Когниция теперь – объект регулируемого (по правилам) манипулирования репрезентациями, в полной аналогии с современными компьютерами.

Этот теоретический эксперимент, выявивший гибкость нового научного метаязыка

19- в описании психических процессов, создал предпосылки для когнитивистского подхода к объекту и результатам исследований в смежных дисциплинах. И, конечно же, в лингвистике, поскольку во всем комплексе наук о человеке сталкиваются, в первую очередь, с отношениями между языком и другими человеческими видами деятельности и процессами. Язык даже в большей степени, чем культура и общество, дает когнитивистам ключ к человеческому поведению .

1.3. «Когнитивная революция»

Так мы подходим к феномену, получившему название «когнитивная революция». Не будем, впрочем, слишком серьезно воспринимать термин «революция» в данной связи: никаких разрушений и ниспровержений предыдущего уклада теоретической жизни в науках о человеке когнитивизм, к счастью, не принес. В 1950-60-е годы, богатые политическими и социальными потрясениями, это слово стало избитым комплиментом, раздаваемым направо и налево, ср.: «генеративная революция», «революция в биологии», «экономическое чудо» (в Японии и ФРГ), «революция в психиатрии» и т.д. Что же происходило с когнитивизмом?

До когнитивистов стремились открыть общие логические законы, действительные для всех биологических видов, материалов, веков и стадий знания, в отвлечении от содержания . Теперь же главные принципы привязываются к человеческой когниции. «Революционерами» 1956-72 гг. были Дж.Брунер, Дж.Миллер, У.Найссер, Ж.Пиаже, А.Ньюэлл, Г.Саймон и др. . По степени теоретической и личностной солидарности когнитивизм вполне сопоставим с бихевиоризмом в психологии 1940-х – ранних 1950-х гг. Именно междисциплинарность названного периода предопределила аксиомы когнитивизма , а именно:

1. Исследуются не просто наблюдаемые действия (т.е. продукты), а их ментальные репрезентации, символы, стратегии и другие ненаблюдаемые процессы и способности человека (которые и порождают действия).

2. На протекании этих процессов сказывается конкретное содержание действий и процессов, а не всеядный «навык» бихевиористов.

3. Культура формирует человека: индивид всегда находится под влиянием своей культуры.

Чего-либо революционного в этих установках мы, конечно же, не находим, – кроме, может быть, выраженного антибихевиоризма. Собственно говоря, поводом для именования нового направления «революцией» и явилось это «анти- »: революционеры, что ни говори, должны же против чего-нибудь выступать. «Революционеры»-когнитивисты стремились вернуть мысль (mind) в науки о человеке – после «долгой холодной зимы объективизма» . Они стремились не реформировать бихевиоризм, а вытеснить его как методологию научного исследования .

К середине 1950-х годов появилась заманчивая перспектива объяснить мыслительные процессы через «правила преобразования мысленных представлений», аналогичные трансформационным правилам в первых версиях генеративной грамматики. Эти правила вырисовывались из наблюдений над усвоением языка детьми : складывалось впечатление, что дети каким-то единообразным способом приходят к овладению своим родным языка и что этот универсальный «алгоритм» овладения языком состоит во введении новых правил во внутреннюю грамматику ребенка. Обобщая эти наблюдения, пришли к выводу о том, что эти правила очень похожи на все, что управляет и неречевыми видами деятельности, придает им продуктивность и выглядит иногда как непроизвольное, неконтролируемое поведение, отражаясь на структуре восприятия, памяти и даже на эмоциях .

Основанная на подобных соображениях когнитивистская методика близка по духу деятельности лингвиста, когда тот, интерпретируя текст, анализирует причины правильности и осмысленности предложений (на основе опроса информантов и/или интроспективно) и прибегает к гипотетико-дедуктивным построениям ; см. также . Исследование того, как человек оперирует символами, осмысляя и

20- мир, и себя в мире, объединяет лингвистику с другими дисциплинами, интерпретативным путем изучающими человека и общество.

Наш основной тезис в этой связи таков. «Когнитивная революция» была одним из проявлений общей тенденции к интерпретативному подходу в различных дисциплинах. Это стремление выявить механизмы интерпретации человеком мира и себя в мире, особенно ярко выраженное в лингвистическом «интерпретационизме» («интерпретирующая семантика»), в философской и юридической герменевтике, в литературоведческих теориях читателя (reader criticism). Однако когнитивизм меньше по объему этого интерпретационизма, не исчерпывает его.

1.4. Направления критики когнитивизма

Когнитивная наука как проект исследования человеческой когниции актуальна и практически важна. Однако она связана с неизбежными огрублениями. Вот почему часто можно слышать следующие «типовые» замечания в ее адрес:

1. Уход от проблем «значения» к «информации», от «создания» значения – к обработке информации – дань моде, технократизму, т.е. огрубление, жертва человеческим для облегчения технической реализации модели. На деле же значение и информация – совершенно разные вещи. Ведь значение присуще даже неинформативным сообщениям. Для системы обработки информации безразлично, обрабатывается ли сонет Шекспира или матрица чисел. Важно лишь, чтобы сообщение было информативным, т.е. контрастировало на фоне альтернативного выбора знаков, укладывалось в составленный заранее код. При информативном взгляде предполагается кодекс предопределенных возможностей выбора, за пределами которых нельзя вообще говорить об обработке информации в терминах элементарных операций (входящих в предопределенный же набор отношений), производимых над фиксированными и произвольными по своей природе единицами. Информационной системе – в отличие от системы значений – внеположены такие понятия, как неопределенность, полисемия, метафора и коннотации .

2. Замысел когнитивной науки интересен, но реализации уводят далеко в сторону к чему-то слишком технократичному, менее человеческому. Вряд ли когниция в классическом смысле слова может быть приравнена к зеркальному отражению, которое-то и моделируется в терминах информационно-поисковой парадигмы. Более правдоподобен тот взгляд, что человеческое познание (как и язык, миф и искусство) – не зеркало, всего лишь отражающее внешнюю и/или внутреннюю сущность предметов, которые обладают своей структурой еще до акта нашего познания; его скорее можно сравнить с источником света, создающим предпосылки для человеческого восприятия. Чем лучше освещение, чем сильнее источник, тем четче мы видим предмет (ср. противоположный подход: «Идея, будто познание может «создавать» всеобщие формы, заменять первичный хаос порядком и т.п., есть идея идеалистической философии. Мир есть закономерное движение материи, и наше познание, будучи высшим продуктом природы, в состоянии только отражать эту закономерность» [В.И.Ленин 1909, с.165]). По Кассиреру, всякое познание покоится прежде всего на поиске единого принципа, объединяющего в одно целое разнородные наблюдения. Единичное не должно оставаться единичным, оно должно быть подведено под какую-то категорию, в которой представлено как элемент либо логической, либо телеологической причинно-следственной структуры .

3. Нельзя сводить человеческое к чистой информации, поскольку важнейшей чертой человеческого интеллекта является воля. Интеллект – это когниция плюс воля (плюс еще что-то). Ограничиваясь манипулированием символами, когнитивная наука оставляет интенциональность за бортом . Итак: или в когницию следует включить интенцию, волю, – но тогда это не когниция в классическом понимании слова, – либо же признать, что когнитивизму недоступно моделирование интеллекта. В обоих случаях затруднение возникает из-за трактовки термина «когниция» в информационно-поисковом смысле.

4. Синтактика символов, которой когнитивисты чаще всего ограничиваются, не

21- может адекватно отразить ментальность человека: люди мыслят семантическими сущностями .

Из-за сомнительной революционности, недостаточности метафоры информационного поиска и отсутствия организационного единства когнитивизм постигла судьба других «измов» (как в свое время бихевиоризм и структурализм): этот термин «служит знаменем для крестовых походов, предпринимаемых различными научными школами, когда войска стремятся к сотрудничеству для того лишь, чтобы разгромить общего врага» . Имеется не одна, а много когнитивистских «унифицированных» теорий , образующих «содружества» и стремящихся к синтезу, взаимной адаптации, а не вытеснению друг друга. И в этом стиле взаимодействия мы видим характер интерпретациониста, по-человечески, терпимо относящегося ко всему, что попадает в сферу его внимания.

2. Когнитивная лингвистика

2.1. Общие задачи

«Когнитивная лингвистика» – направление, в центре внимания которого находится язык как общий когнитивный механизм.

В сферу жизненных интересов когнитивной лингвистики входят «ментальные» основы понимания и продуцирования речи с точки зрения того, как структуры языкового знания представляются («репрезентируются») и участвуют в переработке информации. На научном жаргоне последних лет эта задача ставится так: каковы «репрезентации» знаний и процедуры их обработки? Обычно полагают, что репрезентации и соответствующие процедуры организованы модульно, а потому подчинены разным принципам организации .

В отличие от остальных дисциплин когнитивного цикла, в когнитивной лингвистике рассматриваются те и только те когнитивные структуры и процессы, которые свойственны человеку как homo loquens. А именно, на первом плане находятся: системное описание и объяснение механизмов человеческого усвоения языка и принципы структурирования этих механизмов. При этом возникают следующие вопросы :

1. Репрезентация ментальных механизмов освоения языка и принципов их структурирования : достаточно ли ограничиться единой репрезентацией – или же следует представлять эти механизмы в рамках различных репрезентаций? Как взаимодействуют эти механизмы? Каково их внутреннее устройство?

2. Продуцирование . Главный вопрос: основаны ли продуцирование и восприятие на одних и тех же единицах системы или у них разные механизмы? Кроме того: протекают ли во времени процессы, составляющие продуцирование речи, параллельно или последовательно? Скажем, строим ли мы сначала общий каркас предложения, только затем заполняя его лексическим материалом, или же обе процедуры выполняются одновременно, и тогда как это происходит? Какие подструктуры (например, синтаксические, семантические, концептуальные и т.д.) фигурируют в продуцировании речи и как они устроены?

3. Восприятие в когнитивистском ключе исследуется несколько более активно, чем продуцирование речи, – в этом еще одно проявление интерпретационизма. В связи с этим спрашивается: Какова природа процедур, регулирующих и структурирующих языковое восприятие? Какое знание активизируется посредством этих процедур? Какова организация семантической памяти? Какова роль этой памяти в восприятии и в понимании речи?

В когнитивной лингвистике принимается, что ментальные процессы не только базируются на репрезентациях, но и соответствуют определенным процедурам – «когнитивным вычислениям» . Для остальных «когнитивных дисциплин» (особенно для когнитивной психологии) выводы когнитивной лингвистики ценны в той мере, в какой позволяют уяснить механизмы этих самых когнитивных вычислений в целом .

На таком информационно-поисковом жаргоне центральная задача когнитивной лингвистики формулируется как описание и объяснение внутренней когнитивной структуры и динамики говорящего-слушающего . Говорящий-слушающий рассматривается как система переработки информации, состоящая из конечного числа самостоятельных компонентов (модулей) и соотносящая языковую информацию на различных уровнях. Цель когнитивной лингвистики, соответственно, – в исследовании такой системы и установлении важнейших принципов ее, а не только в систематическом отражении явлений языка. Для когнитивиста важно понять, какой должна быть ментальная репрезентация языкового знания и как это знание «когнитивно» перерабатывается, т.е. какова «когнитивная действительность». Адекватность и релевантность высказываний лингвистов оцениваются именно под этим углом зрения, интерпретируясь как то, что отражает:

1. Усваиваемость . Предлагаемый исследователем вид ментальной репрезентации должен быть доступен для усвоения. (Вопрос только в том, что считать доступным для усвоения, а что – недоступным.)

2. Перерабатываемость . Репрезентация-кандидат может перерабатываться с помощью программы некоторого достаточно правдоподобного анализатора (на компьютере). Этим объясняется тяга к проверке грамматической модели методами компьютерной лингвистики.

2.2. Язык как объект когнитивной лингвистики

Некоторые лингвисты (например, генеративисты) считают, что языковая система образует отдельный модуль, внеположенный общим когнитивным механизмам . Однако чаще языковая деятельность рассматривается как один из модусов «когниции», составляющий вершину айсберга, в основании которого лежат когнитивные способности, не являющиеся чисто лингвистическими, но дающие предпосылки для последних. К таким способностям относятся: построение образов и логический вывод на их основе, получение новых знаний исходя из имеющихся сведений, составление и реализация планов .

Примером когнитивистского стиля в теоретизировании является «когнитивная фонология» (cognitively-based phonology) , в которой описание происходит в терминах правил построения структуры, «работающих» в тесном взаимодействии с «когнитивными схемами». Эти схемы составляют внеязыковую систему «ментальной компетенции». Упор делается на функциональность, а не на формальную простоту, – почему и допустимыми телеологические объяснения.

Другой пример когнитивистского подхода связан с использованием принципа «когнитивного соответствия», формулируемого так : выдвигая представление (репрезентацию) для конкретной единицы, следует обратить внимание на то, как эта единица узнается (cognized). Из нескольких конкурирующих исследовательских гипотез о структуре предложения, предиката, текста и т.п. выбирается тот, который в наибольшей степени соответствует, по мнению исследователя, когнитивной реальности. Формально правдоподобная репрезентация, противоречащая этому принципу, должна браковаться.

Это положение противоположно принципу прямого соответствия, согласно которому элементы репрезентации прямо соответствуют сущностям в мире и отражают истинностные условия (truth conditions), или условия удовлетворения (conditions of satisfaction). Например, словосочетание «Бруклинский мост» имеет референцию к конкретному предмету в действительности, если существует объект этой действительности («референт»), удовлетворяющий требованиям данной дескрипции: такой предмет выглядит как мост, и его принято именовать «Бруклинским» (возможно, и расположен он в Бруклине). Иначе говоря, он удовлетворяет всем требованиям, задаваемым дескрипцией. По принципу же когнитивного соответствия, «Бруклинский мост» соотнесен не с конкретным предметом в реальном мире (вне «когниции» человека), а с некоторой сущностью в когнитивном представлении этого мира, в «проекции» мира на когницию человека . В силу принципа

23- когнитивного соответствия, когнитивная структура заложена в значениях языковых выражений.

Лапидарно когнитивистскую точку зрения на значение и референцию можно сформулировать в виде максимы: «Избегай говорить о чем-либо в обход когниции человека». Отсюда – один шаг до признания избыточности термина «референция»: если ты когнитивист, то имеешь право говорить только о денотации языковых выражений.

Однако, без понятия «референции», без опоры на аксиомы «внешнего мира» как установить несамопротиворечивость суждения в языковой форме? Эту проблему ставит когнитивная лингвистика перед философией языка. Когнитивисты надеются получить ответ на этот вопрос в рамках следующих теоретических проектов:

1. Построение теории интерпретации текстов (которые, как известно, иногда содержат взаимоисключающие суждения), объясняющей логический вывод на естественном языке – «речевое размышление». Такая теория должна давать характеристику процессам когниции и отношениям между предложениями и внутри них. Сама человеческая когниция, повторим, моделируется как «когнитивное вычисление» .

2. Разработка науки о «работе мысли» человека, включающей теорию вычислимости смысла текста, т.е. установления связности его (логической несамопротиворечивости ), при том, что (вслед за феноменологами) связность суждений о мире считается коррелятом истинного существования мира .

Так, стартуя с лингвистической площадки, мы заходим на территорию смежных дисциплин. Когнитивисты обречены на междисциплинарность, это предопределено самой их историей. Только общими усилиями психологии, лингвистики, антропологии, философии, компьютерологии (computer science) можно ответить на вопросы о природе разума, об осмыслении опыта, об организации концептуальных систем .

3. Когниция

3.1. Определение и виды когниции

Прообраз рабочего определения когниции в терминах информационно-поисковой парадигмы можно найти у Дж.Беркли, писавшего в 1710 г.: «Для всякого, кто обозревает объекты человеческого познания, очевидно, что они представляют из себя либо идеи (ideas), действительно воспринимаемые чувствами, либо такие, которые мы получаем, наблюдая эмоции и действия ума, либо, наконец, идеи, образуемые при помощи памяти и воображения, наконец идеи, возникающие через соединение, разделение или просто представление того, что было первоначально воспринято одним из вышеупомянутых способов» [Дж.Беркли 1710, с.171].

Однако термин cognitio и всевозможные связанные с ним дистинкции фигурировали еще раньше, когда выделяли такие виды познания, как абстрактное (abstractiva), наглядное (intuitiva), обыденное (practica), познание определенности вещи (quidditativa), обращенное на самое себя (reflexiva supra se), теоретическое (speculativa), отчетливое (distincte), смутное (confusum) и т.д. [Джохадзе, Стяжкин 1981], , , [Кузанский 1440, с.98-99]. Стремление «Я» понять себя самого было источником и идеализма, и трансцендентальной философии .

Понятие когниции включает не только утонченные занятия человеческого духа (такие как знание, сознание, разум, мышление, представление, творчество, разработка планов и стратегий, размышление, символизация, логический вывод, решение проблем, делание наглядным, классифицирование, соотнесение, фантазирование и мечты ), но и процессы более земные, такие как организация моторики, восприятие, мысленные образы, воспоминание, внимание и узнавание . К необходимым условиям когниции относится мимезис .

3.2. Границы когниции, знание и эмоции

В отличие от когниции, знание – одновременно представляет собой :

– оправданное мнение или вообще адекватную и оправданную репрезентацию;

– процедуру получения такой репрезентации.

Когниция же внеположена истинностному значению и оперирует как (истинным) знанием, так и заблуждениями. Ее характеризуют процедуры обращения со знаниями и мнениями (некоторые из которых могут быть ошибочными и неадекватными) вместе с их связями. Знаниям и мнениям приписываются репрезентации, которые когниция как процедура порождает и использует.

Будучи внеположенной фактору истинности, когниция-узнавание, как считал в свое время А.Майнонг , – акт суждения (Urteilen), к которому рано или поздно присоединяется момент обоснования, собственно событию суждения не обязательно присущий: недаром бывают ложные суждения. Итак, когниции свойственна связь с внутренним обоснованием, а не с установлением истины.

Чтобы ответить на вопрос, почему ошибочные суждения не мешают когниции, Августин различал имплицитное осознание (nosse), связанное в первую очередь с памятью, и эксплицитное (cogitare) . Душа знает себя имплицитно, однако человеку хочется получить объяснение (экстериоризацию) внутреннего этого знания. Видимо, потому нас так часто и преследует мысль, что мы никак не можем в речи выразить что-то осознаваемое глубиной души.

Фома Аквинский, считавший душу формой тела и его первым субстанциональный актом , называл это предрефлексивное сознание, простое сознание себя, актуализацией cognitio habitualis , отличая его от остальных форм самоосознания .

Взаимодействие имплицитной и эксплицитной, обыденной и экстериоризованной когниций вряд ли можно представить как простое выражение, перевод с «языка» внутреннего представления на «язык» внешнего выражения: внешнее выражение, более богатое, чем внутреннее, обладает дополнительными моментами, обусловленными, например, условностями жанра. Так, фабула незатейливой сказки и романа может быть одной и той же, – но экстериоризация в двух этих случаях очень различна по насыщенности чувствами и мыслями. Экстериоризация происходит по культурообусловленным канонам развертывания когниции. Различны ли эти каноны в научной и обыденной когнициях?

Часто считают, что «ученое» осознание глубже обыденного и, может быть, вообще не зависит от него. Но ведь несомненно, что во всех культурах «обыденная» когниция незримо присутствует при чувственном восприятии, в правильных и неправильных интуитивных суждениях, в индуктивном рассуждении, в силлогизмах и паралогизмах, в, казалось бы, необоснованных предрассудках и в личных мнениях . «Ученые» суждения зависят от обыденных значительно чаще, чем обыденные – от ученых мнений. Поскольку человек включен в окружающую обстановку, он зависит от богатства и состояния наличных когнитивных средств. Недостатком этих средств и объясняют иногда заблуждения .

Отличается когниция и от эмоции, поскольку , оперируя дискретными, в высшей степени специализированными, различными и систематизированными единицами и структурами, когниция в высшей степени структурирована, а когнитивные структуры ориентированы на отражение структуры внешнего мира в связи с потребностями социальной деятельности – включая сюда сообщение мыслей. Хотя когнитивные структуры привязаны к вербальным (символьным) структурам, а языки мира очень разнообразны, основные механизмы когниции универсальны, что и проявляется в семантике языка. Универсальные языковые структуры (patterns), универсальные грамматические категории, а также организация категорий вокруг прототипов свидетельствуют о том, что человек не просто «осваивает» действительность, но активно и целенаправленно организует ее определенным образом для конкретных целей .

На этих положениях основана, между прочим, психотерапевтическая практика , когда когниция берется как дискретный фрагмент знания, элемент понимания (включая знание, интерпретацию, понимание, мысли, возникающие у индивида о нем

25- самом в конкретном окружении), а аффект и поведение человека трактуются как результат когниций, с помощью которых человек структурирует мир. Когниции человека (речевые или зрительные «события» в потоке его сознания) базируются на установках или предположениях (схемах), выработанных в результате предшествующего опыта. Когниции могут быть автоматическими, неосмысленными и дисфункциональными, внешне правдоподобными, но ошибочными, непроизвольными и т.д. В частности, дисфункциональные когниции относятся к самосознанию индивида, к миру или к будущему (т.н. «когнитивная триада») и являются результатом главных видов своеобразного (свойственного именно данной личности) ошибочного способа переработки информации, когда происходят: неправильный логический вывод (логические ошибки), выборочное абстрагирование (вследствие сосредоточенности на несущественных деталях), необоснованное обобщение, преувеличение негативных и преуменьшение позитивных переживаний и т.д. Психотерапия состоит в том, что:

– устанавливается, каков набор привычных когниций и схем;

– по ходу беседы с пациентом эти когниции высвечиваются, так чтобы больной осознал их абсурдность;

Стремятся вытеснить одни когниции другими, более здравыми .

3.3. Когниция – формируемая и миропреобразующая сила

Перерабатываемое знание структурировано и упорядочено линейно в соответствии с очередностью его освоения данным человеком. Мир меняется, а потому меняются и наши когниции мира, и модусы самопонимания . Вот почему мы пользуемся не заранее расфасованными данными, а какой-то пока еще не вполне ясной их организацией, позволяющей применять знание в новых контекстах и генерировать новое знание.

В то же время, человеческая когниция – не только формируемая, но и формирующая сила. Миры образов, в которых мы живем, не только отражают эмпирическую данность, но и продуцируют ее в меру нашей способности создавать символы .

«Всякая мысль метафорична», – так говорил Ф.Ницше. Э.Кассирер показал, что пространство, время и число формируются именно с помощью образного мышления (порождениями которого К.Леви-Стросс считал язык, миф и культуру). Однако человеческие образы должны каким-то образом соотноситься с явью, с феноменом или тем, что кажется явью. Поэтому представление всегда связано с чем-то, посредующим между вещами и знанием о них. Чтобы выяснить, как выглядит этот посредующий уровень, следует проанализировать структуру в терминах знаков и их значимости. У каждого знака оказывается свое историческое измерение, составляющее суть знака. Но образы – фигуры мышления – проявляют свое истинное значение, только когда интерпретируются и анализируются в своей совокупности .

Отсюда ясно, что мир (вопреки расхожему представлению о когнитивизме) – не индифферентный поток информации, только подвергаемый обработке. Когниция организует в человеке смыслообразование и использование значений в рамках культуры, – делая значение общим достоянием людей, принадлежащих к этой культуре. Речевое общение направлено на установление договоренностей о нормах в употреблении значений, интерпретаций и понятий. Успех таких «переговоров» зависит от того, как мы их ведем . Способ представления (репрезентации) знаний согласуется с социокультурным опытом человека – носителя знания.

Итак, когниция вдвойне «интерактивна» : связана и с воспринимаемым миром, и с волей человека.

В дисциплине, называемой «искусственный интеллект», обычно полагают, что компьютеры и мозг человека обладают по меньшей мере следующими тремя различными уровнями организации, ср. :

– семантическим, задаваемым в терминах знаний и целей и позволяющим установить степень осмысленности и даже целесообразности связей между когнициями;

–символьным, куда входят символы, их структура и правила оперирования символами;

– физическим (или биологическим), определяемым структурой и принципами функционирования физического объекта.

Отдаленно эта «архитектура мысли» (структура и взаимоотношения механизмов, лежащих в основе когнитивного поведения и порождающих это когнитивное поведение ) напоминает трехчленное деление в семиотике (семантика, синтактика и прагматика). Каковы же механизмы гибкого взаимодействия процессов и модулей, относимых к этим различным уровням? И каковы процедуры оптимизации принятия решений в реальном времени?

Одно из решений дает Х.Саймон :

1. Есть система обработки информации, основанная на сравнительно небольшой оперативной (кратковременной) памяти и фактически неограниченной долговременной памяти.

2. Долговременная память ассоциативна по организации и «заиндексирована» сетью противопоставлений, гарантирующей быстрое распознавание знакомых стимулов и быстрый доступ к хранимой информации, с этими стимулами связанной.

3. Работа когниции протекает так:

– механизмы, в общих чертах совпадающие с процедурами понимания, генерируют репрезентацию проблемы;

– осуществляется выборочный поиск в рамках проблемной области, задаваемой такой репрезентацией.

4. Знание задается в памяти в терминах как схем, так и результатов работы этих схем (своеобразный архив).

5. Система способна к самопополнению, т.е. к добавлению новых схем памяти, новых результатов работы схем, а также к расширению системы сетей противопоставлений.

Меняется ли когниция со сменой поколений? Результаты некоторых исследований дают основания для положительного ответа на этот вопрос. Так, филологическое исследование показало , что у Шекспира (в меньшей степени – у Марлоу), в отличие от предшественников, пьесы структурированы так, чтобы еще до основного действия сделать понятными зрителю намерения героев. Иначе говоря, Шекспир помогает своему адресату выработать ожидания. Этого не было у авторов до Шекспира. Выработка ожиданий – не какая-то независимая психологическая способность, а попутный продукт интерпретации речевых событий, когда выявляются причинные и временные отношения между событиями. Напрашивается вывод, что шекспировская эпоха была временем своеобразной «когнитивной революции», когда изменились механизмы когниции у целого поколения. Видимо, где-то между XII и серединой XVII веков английская ментальность вступила на новый путь мышления: мышления в терминах времени, причинности и вероятности. Аналогичный переход повторяется в онтогенезе – по мере взросления человека XX и XXI веков. Мы предполагаем также, что об изменении когниции от поколения к поколению свидетельствуют и изменение видо-временных систем европейских языков, системы определенности-неопределенности (например, появление и исчезновение артиклей) и подобные синтактико-семантические изменения языка.

3.4. Когнитивный стиль личности

Человек – активный носитель когниции, выступающий в двойной роли: как рассматривающая, познающая сторона – и как центр перспективы. П.Тейяр де Шарден в этой связи писал: «Объект и субъект переплетаются и взаимопреобразуются в акте познания. Волей-неволей человек опять приходит к самому себе и во всем, что он видит, рассматривает самого себя. Вот кабала, которая, однако, тут же компенсируется некоторым и единственным в своем роде величием. То, что наблюдатель, куда бы он ни шел, переносит с собой центр проходимой им местности, – это довольно банальное и, можно сказать, независимое от него явление. Но что происходит с прогуливающимся человеком, если он случайно

27- попадает в естественно выгодную точку (пересечение дорог или долин), откуда не только взгляды, но и сами вещи расходятся в разные стороны? Тогда субъективная точка зрения совпадает с объективным расположением вещей, и восприятие обретает всю свою полноту. Местность расшифровывается и озаряется. Человек видит. [...] Центр перспективы – человек – одновременно центр конструирования универсума. [...] С самого начала своего существования человек представляет зрелище для самого себя. Фактически он уже десятки веков смотрит лишь на себя. Однако он едва лишь начинает обретать научный взгляд на свое значение в физике мира» [П.Тейяр де Шарден 1955, c.37-38].

Каждому человеку свойствен свой когнитивный стиль. Последнее понятие пришло в когнитивизм из психоаналитической традиции, где пытаются объяснить, как импульсивное и эмоциональное «Оно» (Id) контролируется более интеллектуально и реалистично ориентированным «Эго». В широком смысле, когнитивный стиль можно определить как предпочитаемый подход к решению проблем, характеризующий поведение индивида относительно целого ряда ситуаций и содержательных областей, но вне зависимости от интеллектуального уровня индивида, его «компетенции». Для выделения стиля существенно не то, достигается ли в результате цель, а то, как она достигается. Когнитивные стили связаны со структурными отношениями между мыслью и ощущением следующим образом :

1. Вербальные, визуальные и активирующие модусы мысли могут использовать различные виды когнитивных структур.

2. Если эти структуры обладают двойной ролью – когнитивной и аффективной, – приписываемой им в традиции когнитивного стиля, – тогда различные когнитивные структуры могут быть связаны с конкретными видами аффектов и чувств. Это значит, что в вербальном, визуальном и активирующим представлениях есть систематические и структурные отношения между мыслью и чувством.

3. Есть стили репрезентирования, связанные с типами личности. Тот или иной когнитивный стиль ассоциирован с определенным характером. Когнитивный стиль – относительно стабильное сочетание «личностных инвариантов» у конкретной личности . Имеются три вида таких личностных инвариантов :

– инварианты-модальности и инварианты-процессы в обращении с информацией: речь идет о большей или меньшей степени интеллектуальной эффективности, склонности (в конкретных обстоятельствах) выбирать последовательность тех, а не иных операций;

– инварианты-репрезентации, соотнесенные по содержанию и по своей структуре;

– мотивационные когнитивные инварианты, связанные с представлениями о цели действия и с необходимостью стимуляции.

Когнитивное развитие человека можно рассматривать как установление когнитивного стиля , не считая (в отличие от Пиаже) индивидуальные вариации второстепенными особенностями скорости развития, т.е. не относя индивидуальные различия к случайным вариациям в реализации одного идеального направления развития.

Все это следует учитывать, рассматривая понятие «индивидуального» стиля речи.

3.5. Вывод: когниция и интерпретация рядоположены

Итак, вырисовывается такая характеристика понятия «когниция», которая в теориях человека (в последние годы) представлена понятием «интерпретация». В филологии интерпретация речи человеком – это вид когниции, непосредственным объектом которой является продукт речевой деятельности, а результаты и инструменты обладают разветвленной типологией и насквозь пропитаны личностными характеристиками [В.З.Демьянков 1989]. Когнитивисты заставляют поставить вопрос о том, как и когда индивид отбирает из богатства языка именно данные его средства. Вот эти-то средства и получают общее название «языковая когниция».

4. Языковая когниция

4.1. Мир и языковая когниция

В свое время Б. Уорф много сделал для популяризации идеи, что когнитивные процессы, образуя «естественную логику», зависят от конкретного языка, используемого в качестве родного : язык формирует картину мира и мысли, а не просто выражает их . Эта постановка вопроса, породившая целую тематическую область «логика языка» (рассматриваемую Ю.С.Степановым), дает фундамент для исследования в области «языковой когниции».

В то же время, когнитивисты не столь категоричны, как Уорф, и полагают, что и универсальные (не зависящие от конкретного языка), и неуниверсальные когнитивные процессы используются людьми при интерпретации текста и при восприятии действительности . Конкретно говоря, имеются:

– «переменные когниции», варьирующиеся от языка к языку; например, сведения о морфемах, о синтаксических конструкциях, о фонологических противопоставлениях, даже о категориях, прототипах и семантемах (семантических противопоставлениях и возможностях этих противопоставлений сочетаться в рамках одной языковой единицы);

– универсальные стратегии использования этих «знаний» (а точнее, «когниций») при продуцировании и интерпретации сообщений на конкретном языке.

Такая идея созвучна положению, принятому в информационно-поисковой парадигме, о хранении данных отдельно от алгоритмов использования данных. Сменный набор данных (причем не только языковых, но и внеязыковых) отделен от самих когнитивных процессов. Все шире внедряется это же положение и в генеративную лингвистику .

4.2. Механика языковой когниции

Хранилище конкретных знаний «пристегивается» к универсальному и конечному (в любой конкретный момент, но потенциально не ограниченному) набору когнитивных стратегий, обладающих скорее контролирующей (распознающей, или интерпретирующей), чем продуцирующей функцией . По мере взросления, «созревания» когниции человека, пополняется (корректируется) и хранилище конкретных знаний, и набор стратегий. Среди новых стратегий есть и оптимизирующие, которые, в отличие от исходных универсальных когнитивных стратегий, доступны далеко не каждому типу личности, хотя некоторые, возможно, тоже не зависят от конкретного языка. Расширенные когнитивные системы – результат взаимодействия опыта человека со все время расширяющимся запасом оптимизирующих стратегий (это – переформулировка положения Н.Хомского ), а не только абсолютного прироста конкретных знаний, представимых в виде атомарных пропозиций.

Неясным до сих пор, впрочем, остается вопрос относительно сущности правила грамматики:

– соответствует ли оно структуре данных (или вычислительной процедуре, реализуемой мозгом) или

– хранится в виде «человекочитаемого» спрессованного резюме данных о языковом суждении, будучи эпифеноменом «нейровычислительных» процессов совершенно иного вида ?

Ответ на этот вопрос когнитивисты ищут то в разработке теории врожденности когнитивного устройства, то в исследовании причин развития языка в детстве.

Итак, активность человеческой когниции не следует рассматривать ни как функционирование единого и неизменного универсального механизма, ни даже как исключительно «совокупность приобретенных навыков» [У.Найссер 1976, c.23]. Эта деятельность опирается на механизмы обоих видов. Например, оптимизирующие стратегии позволяют квалифицированно и быстро извлекать нужные сведения при интерпретации текста.

Приобретение оптимизирующих стратегий – не простое пополнение, например, уже сложившегося набора стратегий, а случай, когда уже модифицированный набор

29- используется для своего дальнейшего усовершенствования. При таком усовершенствовании происходят: выдвижение гипотез, верификация их, индукция, дедукция, используются новые сведения и оценивается надежность такого использования, устанавливается место для новых сведений среди старых и методы доступа к ним. Важное место занимает в этом комплексе «ведение системы когниций», когда, например, возникает конфликт между старыми и новыми единицами хранения, между уже используемыми оптимизирующими стратегиями и новыми кандидатами. Исход таких конфликтов не всегда однозначно предопределен собственно когнициями: аффекты тоже играют роль. Крайней когнитивной депрессией можно назвать тот исход, когда интерпретатор отказывается вообще от попыток что-либо извлечь из текста и пребывает в интерпретативной прострации.

Главным же поводом для изменения языковых когниций является конкретный эпизод удачного или неудачного использования языка, в частности при понимании другого человека. Каковы же мотивы для модификации когниций при понимании речи ?

Один из возможных ответов таков. Сталкиваясь с нарушением некоторого предписания об употреблении языка, мы либо бракуем само конкретное выражение (так поступают многие, очень многие, следуя в этом школьным учителям), либо начинаем подозревать себя в неполной компетентности. Этот ответ приводит к следующему положению: главное различие между языками состоит не в том, что они могут выразить, а в том, что они должны выражать: «Естественно, внимание говорящих и слушающих на родном языке будет постоянно сосредоточено на таких именно единицах, которые обладают статусом принудительности в их речевом коде. В своей когнитивной функции язык в минимальной степени зависит от грамматической структуры, потому что определение нашего опыта находится в дополнительном отношении к металингвистическим операциям: когнитивный уровень языка не только допускает, но и прямо требует интерпретации-перекодировки, т.е. перевода (translation). Но в шутке, в сновидениях, в магии, словом, в том, что можно назвать обыденной речевой мифологией, а также прежде всего в поэзии, грамматические категории обладают большим семантическим весом» .

Элементы хранилища знаний, соответствующие обязательным категориям данного языка, ассоциированы с инвариантными схемами (в когнитивистском смысле термина «схема»), а сигналами для модификации хранилища являются:

– осознание отсутствия нужной схемы – непонятность слова, словосочетания, странность конструкции предложения и т.п.;

– нехватка нужных слов для выражения требуемых отношений между схемами (случай обратный первому);

– ощущение, будто вы воспринимаете и продуцируете речь, лишь как в тумане отдавая себе отчет о ее смысле.

Но одного сигнала еще мало. Необходимы еще: намерение понять речь и готовность к самоусовершенствованию. Это намерение тем сильнее, чем больше аффективная окраска, аффективный аккомпанемент интерпретации речи. Может быть, за этим намерением лежит еще что-то, аналогичное влечению, аппетиту и т.п.? Об этом читаем у Николая Кузанского в работе 1440 г.: «Натурфилософы говорят, что влечению к пище предшествует некоторое болезненное чувство в преддверии желудка, побуждающее природу, которая стремится к самосохранению, подкреплять себя. По-моему, точно так же и сильное удивление, начало философии, предшествует жажде познания, благодаря которой интеллект, чье бытие есть понимание, укрепляет себя исследованием истины. А задевает нас обычно редкостное, даже если оно ужасно» [Н.Кузанский 1440, c.49].

4.3. Усвоение языковых и внеязыковых когниций

Между «языковым модулем» и остальными видами когниции нет пограничного столба: язык влияет на пути образования и развития понятий , а остальные типы когниции – на усвоение языка . Как бы оптимистично мы ни смотрели на

30- возможности человека, его когниция ограничена в принципе: чтобы преодолеть когнитивные границы, человеку придется эволюционировать дальше, а между его будущей когницией и когнитивными способностями сегодняшнего цивилизованного человека будет примерно та же разница, что между интеллектом homo sapiens и неандертальца. Вследствие этого, далеко не любая знаковая система может стать языком для homo sapiens. Есть границы у «языка, доступного когниции» (cognitively construable language) человека , не все возможности которого еще, впрочем, исчерпаны: не любой «язык, доступный для когниции» годится в качестве средства общения между людьми. Выбирая из всех возможностей при усвоении языка, дитя человеческое действует сообразно со своими когнитивными природными задатками.

И при эволюции видов, и в развитии индивидов когнитивные структуры, интерпретирующие воспринимаемые предложения и инициирующие продуцируемые предложения, устанавливаются в период предъязыкового развития, в результате усвоения адаптивного поведения . Как современному ребенку, так и гуманоидам, еще не имевшим языка, необходимо:

– осознавать значимость состояний и событий вокруг себя,

– научиться соответственно действовать.

Чем больше предложение внешне соответствует структурам, выработанным в предъязыковом опыте, тем быстрее оно будет освоено детьми и тем легче будет «переработано» при понимании и выражении взрослыми. Более того , эта «глубинная» когнитивная система присуща одновременно и неязыковому (перцептивному), и языковому каналам обработки информации.

Особенно поучительны в этой связи исследования того, как усваивают свой родной язык дети, лишенные одного из каналов когниции. Оказывается, они иначе, чем в обычном случае, конструируют гипотезы о значении слов и символов вообще. В частности, к особенностям слепых детей относится следующее :

– в лексиконе есть только продуктивно образуемые производные единицы, а слова, усвоенные в самом начале, редко выходят из употребления;

– усваиваемые слова всегда связаны с действиями самого ребенка (как бы в вакууме), – в то время как зрячие дети активно пользуются обозначениями деятельности при общении с другими людьми и с предметами;

– функциональные термины и термины отношений (типа: да , больше , снова ) не используются для отражения динамического состояния сущностей; зрячие же дети четко указывают на различные изменения состояний;

– отсутствие зрительной информации на использовании иллокутивного потенциала речи сказывается меньше, чем на использовании внекоммуникационных единиц ;

– относительная частота императивов по сравнению с утверждениями четко коррелирует с отсутствием зрения и наоборот, относительная частота утверждений связана с доступом к зрительной информацией . Для зрячих существенны стратегии предлагания чего-либо и указания, для незрячих же – стратегии привлечения внимания.

5. Вывод: языковая когниция – акт интерпретации

Итак, понятие языковой когниции совпадает с тем, что в последние годы, в рамках интерпретационизма, называют интерпретацией в широком смысле, охватывающей фактически все действия над языком, когда для этих действий появляется повод – речь. Если эту речь нужно продуцировать, внутренний мир интерпретируется в виде речи. Когда же речь задана как объект восприятия – интерпретируется она.

Вырисовывается следующая картина. В общечеловеческой когниции заложены универсальные когнитивные стратегии. Человеческий опыт их использования приводит к накоплению «объектных» знаний и «оптимизирующих стратегий». Модифицируя гипотезу, сформулированную Ф.Либерманом , можно предположить, что

31- универсальные стратегии встроены в человеческий мозг, заданы самой его биологической структурой и аналогичны электронным схемам в составе компьютера. Объектные же знания и оптимизирующие стратегии представляют собой нечто вроде самонакапливающегося программного обеспечения (случай пока еще необычный для современных компьютеров, но вполне возможный). Особенность эволюции человеческой когниции состоит в том, что с течением времени это программное обеспечение приводит к перестройке «электронных схем», причем осуществляемой без вмешательства извне (в случае компьютера вмешался бы человек). Эта перестройка – результат взаимодействия между когнициями людей, отчего каждое следующее поколение индивидов реализует в виде «электронной схемы» то, что раньше входило частично в программное обеспечение. Но на любом этапе эволюции, для любой индивидуальной когниции различение «запаянных» и «вырабатываемых» элементов (возможно, в новом составе) остается.

В пользу этого говорит следующее соображение . Если бы не было универсальных стратегий (т.е. «когнитивно непроницаемых процессов», в смысле ), то иллюзии восприятия не были бы однотипными у разных людей. С другой стороны, если бы когнитивная система была полностью непроницаемой, т.е. неспособной к усвоению новых когниций (в частности, новых стратегий интерпретирования), то не смогла бы адаптироваться к окружению, что привело бы – а возможно, уже когда-то привело или еще приведет – к эволюционному краху. В то же время не только эволюция человека, но и само восприятие естественного языка, интерпретация текстов сопряжены с процессами обоих видов – это прекрасно продемонстрировал Дж.Фодор .

В каждом элементарном акте речи и когниции есть элементы статики (синхронии) и динамики – диахронии, подвижности системы, ее изменения, приспособления к перерабатываемому объекту в конкретном окружении. С абсолютизацией статики мы сталкиваемся, когда пытаемся интерпретировать старые тексты, в опоре лишь на логику сегодняшнего дня , что исключает реконструирующую интерпретацию. Абсолютизация же динамики граничит с некритичным восприятием, с внушением чужих мыслей, без поправок на сиюминутность и неповторимость момента восприятия: это обезличенность интерпретатора. Нормальное интерпретирование находится где-то посередине между двумя этими крайностями.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

Беркли Д.

Трактат о принципах человеческого знания, в котором исследованы главные причины заблуждений в науках, а также основания скептицизма, атеизма и безверия // Д. Беркли. Сочинения. – М.: Мысль, 1978. С.149-246.

Демьянков В.З.

Интерпретация, понимание и лингвистические аспекты их моделирования на ЭВМ. – М.: Изд-во Моск. ун-та, 1989.

Джохадзе Д.В., Стяжкин Н.И.

Введение в историю западноевропейской средневековой философии. – Тб.: Ганатлеба, 1981.

Кузанский Н.

Об ученом незнании // Кузанский Н. Соч. в двух томах. – М.: Мысль, 1979. Т.1. С.47-184.

Ленин В.И.

Материализм и эмпириокритицизм: Критические заметки об одной реакционной философии. – М.: Изд-во полит. литературы, 1969.

Найссер У.

Познание и реальность: Смысл и принципы когнитивной психологии / Пер. с англ. – М.: Прогресс, 1981.

Тейяр де Шарден П.

Феномен человека / Пер. с франц. – М.: Наука, 1987.

Филлмор Ч.

Дело о падеже / Пер. с англ. // Новое в зарубежной лингвистике: Лингвистическая семантика. – М.: Прогресс, 1981. Вып.10. С.369-495.

Albersnagel F.A.

Cognition, emotion and depressive behavior: From learned helplessness theory to accessibility of cognitions theory. – Groningen: Rijksuniversiteit Groningen, 1987.

Arbib M.A .

In search of the person: Philosophical explorations in cognitive science. – Amherst: U. of Mass., 1985.

Aylwin S.

Structure in thought and feeling. – L.; N.Y.: Methuen, 1985.

Bechtel W.

Philosophy of mind: an overview for cognitive science. – Hillsdale (N.J.) etc.: Erlbaum, 1988.

Bedell G.

The arguments about deep structure // Lg. 1974, v.50, N 3: 423-445.

Bonhoeffer D.

Akt und Sein: Transzendentalphilosophie und Ontologie in der systematischen Theologie. – Gütersloh: C.Bertelsmann, 1931.

Bruner J.S.

Acts of meaning. – Cambr. (Mass.); L.: Harvard UP, 1990.

Bühler A.

Die Logik kognitiver Sätze: Über logische Grundlagen der Argumentation in den Geistes- und Sozialwissenschaften. – B.: Duncker & Humblot, 1983.

Carroll J.M.

On fallen horses racing past barns // C.S. Masek ed. Papers from the parasession on language and behavior. – Chicago (Ill.): U. of Chicago Press, 1981. 9-19.

Cassirer E.

Philosophie der symbolischen Formen: Erster Teil: Die Sprache. – B.: Bruno Cassirer, 1923.

Chomsky N.

Language and mind. – Enlarged ed-n. – N.Y. etc.: Harcourt Brace Jovanovich, 1972.

Chomsky N.

Barriers. – Cambr. (Mass.); L.: MIT, 1986.

Cook W.A.S.

Case grammar theory, 1982 // S. Hattori, K. Inoue eds. Proc. of the XIIIth International Congress of Linguists, August 29 – September 4, 1982, Tokyo. – Tokyo: Gakushuin U., 1983. 854-856.

Croft W.

Grammatical relations vs. thematic roles as universals // CLS 1983, v.19: 76-94.

Croft W.

Syntactic categories and grammatical relations: The cognitive organization of information. – Chicago; L.: U. of Chicago, 1991.

Daneš F.

Cognition and emotion in discourse interaction: A preliminary survey of the field // W. Bahner, J.V.D. Schildt eds. Proceedings of the Fourteenth International Congress of Linguists: Berlin (GDR), August 10 – August 15, 1987. – B.: Akademie, 1990. 168-179.

Devitt M.

A narrow representational theory of the mind // Mind and cognition: A reader / Edit. by W.G.Lycan. – Oxford: Blackwell, 1990. P.371-398.

Dunlea A.

Vision and the emergence of meaning: Blind and sighted children"s early language. – Cambr. etc.: Cambr. UP, 1989.

Durbin M.

Identifying semantic foci in lexical items // CLS 1971, V.7: 350-359.

Eliasson S.

An outline of a cognitively-based model of phonology // V. Ivir, D. Kalogjera eds. Languages in contact and contrast. – B.; N.Y.: Mouton de Gruyter, 1991. 155-178.

Eschenbach C. et al.

Restriktionen für plurale Diskursanaphern / Eschenbach Carola, Habel Christopher, Herweg Michael, Rehkämper Klaus // S.W. Felix, S.R.G. Kanngiesser eds. Sprache und Wissen: Studien zur Kognitiven Linguistik. – Opladen: Westdeutscher Verlag, 1990. 37-69.

Fearing F.

An examination of the conceptions of Benjamin Whorf in the light of theories of perception and cognition // H. Hoijer ed. Language in culture: Conference on the interrelations of language and other aspects of culture. – Chicago; L.: The U. of Chicago Press, 1954. 47-81.

Vorwort // S.W. Felix, S.R.G. Kanngiesser eds. Sprache und Wissen: Studien zur Kognitiven Linguistik. – Opladen: Westdeutscher Verlag, 1990. 1-3.

Felix S.W., Kanngiesser S., Rickheit G.

Perspektiven der Kognitiven Linguistik // S.W. Felix, S.R.G. Kanngiesser eds. Sprache und Wissen: Studien zur Kognitiven Linguistik. – Opladen: Westdeutscher Verlag, 1990. 5-36.

Fillmore C.J.

The case for case // E. Bach, R.T. Harms eds. Universals in linguistic theory. – L. etc.: Holt, Rinehart and Winston, 1968. 1-88.

Fillmore C.J.

The case for case reopened // P. Cole, J.M. Sadock eds. Grammatical relations. – N.Y. etc.: Acad. Press, 1977. 59-81.

Fillmore C.J.

The mechanisms of «Construction Grammar» // BLS 1988, v.14: 35-55.

Finer D.L., Roeper T.

From cognition to thematic roles: The projection principle as an acquisition mechanism // R.J. Matthews, W. Demopoulos eds. Learnability and linguistic theory. – D. etc.: Kluwer, 1989. 177-210.

Flavell J.H.

Cognitive development. – Englewood-Cliffs: Prentice Hall, 1977.

Fodor J.A.

The modularity of mind: An essay on faculty psychology. – Cambr. (Mass.): MIT, 1983.

Fodor J.A., Bever T.G., Garrett M.G.

The psychology of language: An introduction to psycholinguistics and generative grammar. – N.Y. etc.: McGraw-Hill, 1974.

Früchtl J.

Mimesis: Konstellation eines Zentralbegriffs bei Adorno. – Würzburg: Königshausen + Neumann, 1986.

Gardner H.E., Wolf D.P.

The symbolic products of early childhood // D. Görlitz, J.F. Wohlwill eds. Curiosity, imagination, and play: On the development of spontaneous cognitive and motivational processes. – Hillsdale (N.J.); L.: Erlbaum, 1987. 305-325.

Gee J.P., Kegl J.A.

Semantic perspicuity and the locative hypothesis // BLS 1982, v.8: 335-353.

Gill K.S.

The knowledge-based machine: Issues of knowledge transfer // K.S. Gill ed. Artificial intelligence for society. – Chichester etc.: John Wiley & Sons, 1986. 7-17.

Globerson T., Zelniker T.

Introduction // T. Globerson, T. Zelniker eds. Cognitive style and cognitive development. – Norwood (N.J.): Ablex, 1989. 1-9.

Goldman A.I.

Cognitive science and metaphysics // JP 1987, v.84, N 10: 537-544.

Gruber J.S.

Lexical structures in syntax and semantics. – A.: North Holland, 1976.

Hautamäki A.

Johdanto // A. Hautamäki ed. Kognitiotiede. – Helsinki: Gaudeamus, 1988. 11-14.

Huteau M.

Style cognitif et personnalité: La dépendence – indépendence à l"égard du champ. – Lille: Presses Universitaires de Lille, 1987.

Jackendoff R.S.

Semantic interpretation in generative grammar. – Cambr. (Mass.); L.: MIT, 1972.

Jackendoff R.S.

Semantics and cognition. – Cambr. (Mass.): MIT, 1983.

Jakobson R.

Language in literature / Ed. by Krystyna Pomorska, Stephen Rudy. – Cambr. (Mass.); L.: The Balknap Press of Harvard UP, 1987.

Johnson-Laird Ph.N.

The computer and the mind: An introduction to cognitive science. – Cambr. (Mass.): Harvard UP, 1988.

Kegel G.

Zur Operationalisierung des Menschen: Die psycholinguistische Sicht der kognitiven Wissenschaften // G. Kegel ed. Sprechwissenschaft & Psycholinguistik: Beiträge aus Forschung und Praxis. – Opladen: Westdeutscher Verlag, 1986. 9-38.

Lakoff G.

Fuzzy grammar and the performance / competence terminology game // CLS, 1973, v.9: 271-291.

Lakoff G.

Linguistic gestalts // CLS 1977, v. 13, 236-287.

Lakoff G.

Categories: An essay in cognitive linguistics // LiM ed. Linguistics in the morning calm: Selected papers from the SICOL-1981. – Seoul: Hanship, 1982. 139-193.

Lakoff G.

Women, fire, and dangerous things: What categories reveal about the mind. – Chicago; L.: U. of Chicago, 1987.

Lakoff G., Thompson H.

Introducing cognitive grammar // BLS 1975, v.1: 295-313.

Langacker R.W.

The form and meaning of the English auxiliary // Lg. 1978, v.54, N 4: 853-882.

Langacker R.W.

Space grammar, analysability, and the English passive // Lg. 1982, v.58, N 1: 22-80.

Langacker R.W.

Foundations of cognitive grammar: V.1: Theoretical prerequisites. – Stanford (California): Stanford UP, 1987.

Langacker R.W.

An overview of cognitive grammar // B. Rudzka-Ostyn ed. Topics in cognitive linguistics. – A.; Ph.: Benjamins, 1988. 3-48.

Le Ny J.-F.

Science cognitive et compréhension du langage. – P.: PUF, 1989.

Le Pan D.

The cognitive revolution in Western culture: V.1. The birth of expectation. – Houndmills; L.: Macmillan, 1989.

Lieb H.-H.

Sprache und Intentionalität: Der Zusammenbruch des Kognitivismus // R. Wimmer ed. Sprachtheorie: Der Sprachbegriff in Wissenschaft und Alltag. – Düsseldorf: Schwann, 1987. 11-76.

Lieberman P.

The biology and evolution of language. – Cambr. (Mass.); L.: Harvard UP, 1984.

Lycan W.G.

Introduction // W.G. Lycan ed. Mind and cognition: A reader. – O.: Blackwell, 1990. 3-13.

McCabe V.

The direct perception of universals: A theory of language acquisition // Synthese 1982, v.52, N 3: 495-513.

McKenna W.R.

Husserl"s «Introduction to phenomenology»: Interpretation and critique. – The Hague etc.: Nijhoff, 1982.

Meinong A.

Über Möglichkeit und Wahrscheinlichkeit: Beiträge zur Gegenstandstheorie und Erkenntnistheorie. – : A.Barth, 1915. Repr. // Meinong A. Gesamtausgabe /Hrsg. von Rudolf Haller, Rudolf Kindinger, R.M.Chisholm. Bd.6. Über Möglichkeit und Wahrscheinlichkeit. – Graz: Akademische Druck- u. Verlagsanstalt, 1972: xiii-xxii, 1-775.

Miller G.A.

Images and models, similes and metaphors // A. Ortony ed. Metaphor and thought. – Cambr.: Cambr. UP, 1979. 202-250.

Mohanty J.

Transcendental philosophy, time, history and interpretation theory: some thoughts on an anti-foundationalistic argument // G. Müller, T.M. Seebohm eds. Perspektiven transzendentaler Reflexion: Festschrift Gerhard Funke zum 75. Geburtstag. – Bonn: Bouvier, 1989. S.67-78.

Morin E.

La méthode: T.4. Les idées: Leur habitat, leur vie, leurs moeurs, leur organisation. – P.: Seuil, 1991.

Myers T., Brown K., McGonigle B.

Introduction: Representation and inference in reasoning and discourse // T. Myers, K.M.B. Brown eds. Reasoning and discourse processes. – L. etc.: Acad. Press, 1986. 1-11.

Newell A.

Unified theories of cognition. – Cambr. (Mass.); L.: Harvard UP, 1990.

Newell A., Rosenbloom P.S., Laird J.E.

Symbolic architectures for cognition // M.I. Posner ed. Foundations of cognitive science. – Cambr. (Mass.); L.: MIT, 1989. 93-131.

Osgood Ch.E.

Things and words // M.R. Key ed. The relationship of verbal and nonverbal communication. – The Hague etc.: Mouton, 1980. 229-258.

Osgood Ch.E., Richards M.M.

From Yang and Yin to AND or BUT // Lg. 1973, v.49, N 2: 380-412.

Paultre R.

Marcel Proust et la théorie du modèle. – P.: Nizet, 1986.

Pinker S.

Language learnability and language development. – Cambr. (Mass.); L.: Harvard UP, 1984.

Pinker S., Prince A.

Regular and irregular morphology and the psychological status of rules of grammar // L.A. Sutton ed. Proceedings of the seventeenth annual meeting of the BLS: General session and parasession on the grammar of event structure. – Berkeley (California): BLS, 1991. 230-251.

Putallaz F.-X.

Le sens de la réflexion chez Thomas d"Aquin. – P.: Vrin, 1991.

Pylyshyn Z.W.

Computation and cognition: Issues in the foundation of cognitive science // BBS 1980, v.3: 111-169.

Pylyshyn Z.W.

Computing in cognitive science // M.I. Posner ed. Foundations of cognitive science. – Cambr. (Mass.); L.: MIT, 1989. P.51-91.

Raeymaeker L. de

Introductio generalis ad philosophiam Thomisticam. – Louvain: Nova et vetera (E.Warny), 1931.

Richelle M.

Les cognitivismes: Progrès, régression ou suicide de la psychologie? // M. Siguan ed. Comportement, cognition, conscience: La psychologie à la recherche de son objet: Symposium de l"Association de psychologie scientifique de langue française. – P.: PUF, 1987. 181-199.

Ros A.

Begründung und Begriff: Wandlungen des Verständnisses begrifflicher Argumentation: Bd.2. Neuzeit. – Hamburg: Meiner, 1990.

Rubin J.

Learner strategies: Theoretical assumptions, research history and typology // A. Wenden, J. Rubin eds. Learner strategies in language learning. – Englewood Cliffs (N.J.) etc.: Prentice-Hall, 1987. 15-30.

Rumelhart D.E., McClelland J.L.

On learning the past tenses of English verbs // J.L. McClelland, D.E. Rumelhart eds. Parallel distributed processing: Explorations in the microstructure of cognition: Psychological and biological models. – Cambr. (Mass.); L.: MIT, 1986. V.2.

Schmidl W.

Homo discens: Studien zur Pädagogischen Anthropologie bei Thomas von Aquin. – Wien: Verlag der Österreichischen Akademie der Wissenschaften, 1987.

Searle J.R.

Minds, brains and science. Cambr. (Mass.): Harvard UP, 1984.

Shapiro Michael, Shapiro Marianne

Figuration in verbal art. – Princeton (N.J.): Princeton UP, 1988.

Simon H.A.

Models of thought: V.2. – N.H.; L.: Yale UP, 1989.

Simon H.A., Kaplan C.A.

Foundations of cognitive science // M.I. Posner ed. Foundations of cognitive science. – Cambr. (Mass.); L.: MIT, 1989. 1-47.

Smith M.B.

Event chains, grammatical relations, and the semantics of case in German // CLS 1985, v.21: 388-407.

Starosta S.

Lexical decomposition: Features or atomic predicates // LA 1982, v.9, N 4: 379-393.

Starosta S.

Patient centrality and English verb derivation // S. Hattori, K. Inoue eds. Proc. of the XIIIth International Congress of Linguists, August 29 – September 4, 1982, Tokyo. – Tokyo: Gakushuin U., 1983. 489-492.

Starosta S.

The case for lexicase: An outline of lexicase grammatical theory. – L.; N.Y.: Pinter, 1988.

Thomae H.

Das Individuum und seine Welt. – 2., völlig neu bearb. Aufl. – Göttingen etc.: Hogrefe, 1988.

Thompson H.S.

The cycle: A formal statement // CLS 1975, v.11: 589-603.

Thompson H.S.

Strategy and tactics: A model for language production // CLS 1977, v.13: 651-668.

Waber D.

The biological boundaries of cognitive styles: A neuropsychological analysis // T. Globerson, T. Zelniker eds. Cognitive style and cognitive development. – Norwood (N.J.): Ablex, 1989. 11-35.

Wallace S.

Figure and ground: The interrelationships of linguistic categories // P.J. Hopper ed. Tense – aspect: Between semantics and pragmatics: Containing the contributions to a Symposium on tense and aspect, held at UCLA, May 1979. – A.; Ph.: Benjamins, 1982. 201-223.

Whorf B.L.

Collected papers on metalinguistics. – Wash.: Foreign Service Institute, 1952.

Whorf B.L.

Language, thought and reality: Selected writings of Benjamin Lee Whorf. – Cambr. (Mass.): MIT, 1956.

Wilensky R.

Meaning and knowledge representation // W. Bahner, J.V.D. Schildt eds. Proceedings of the Fourteenth International Congress of Linguists: Berlin (GDR), August 10 – August 15, 1987. – B.: Akademie, 1990. 77-104.

Wilks Y.A.

Bad metaphors: Chomsky and artificial intelligence // S. Modgil, C. Modgil eds. Noam Chomsky: Consensus and controversy. – N.Y. etc.: Falmer, 1987. 197-206.

Wojcik R.H.

Where do instrumental NPs come from? // M. Shibatani ed. The grammar of causative constructions. – N.Y. etc.: Acad. Press, 1976. 165-180.

Wunderlich D., Kaufmann I.

Lokale Verben und Präpositionen – semantische und konzeptuelle Aspekte // S.W. Felix, S.R.G. Kanngiesser eds. Sprache und Wissen: Studien zur Kognitiven Linguistik. – Opladen: Westdeutscher Verlag, 1990. 223-252.

Настоящая работа выполнена в рамках исследовательского проекта «Язык и знания. Когнитивные исследования» (руководитель акад. Ю.С. Степанов), финансируемого Институтом языкознания РАН и Российским фондом фундаментальных исследований.